Отец должен был скоро вернуться, и я с ужасом ожидал, что «Рамблер» вот-вот въедет во двор.
Глава 18
В пятницу накануне Рождества в школе устроили вечеринку с пуншем, печеньями и разными играми. Все улыбались и болтали о том, что будут делать в каникулы. У кого-то были запланированы путешествия или визиты к дедушкам и бабушкам.
Когда мама уехала, скандалы в доме прекратились, но отец остался таким же вспыльчивым и непредсказуемым, как раньше. Он постоянно звонил по телефону в службу размещения при Бюро по делам индейцев и в госпиталь и кричал на персонал, а потом швырял трубку.
Я стал проводить больше времени со своими клиентами, которым развозил газеты; некоторые даже приглашали меня на чашку какао. Одна симпатичная дама подарила мне снежный шар, а другие давали мелкие монеты — даже один серебряный доллар.
Большинство наших соседей украсило дворы гирляндами, пластмассовыми статуэтками Иисуса и Санта-Клаусами. Доставив воскресные газеты, я на велосипеде покатил в Восточную Ацтекскую баптистскую церковь, где прятался Сэм, сбежав с Элефант-Хилл. У входа в церковь родственники и друзья приветствовали друг друга, желая веселого Рождества и счастливого Нового года, а потом скорей шли внутрь, чтобы спрятаться от холода. Вайолет тоже ходила в эту церковь, но я ее не увидел.
Отцу плевать было на Рождество — он сыпал проклятиями, говоря, что евреи провозгласили Иисуса богом, чтобы наживаться на чужой глупости. Будь мама с нами, она украсила бы небольшую елочку и припасла бы нам какой-нибудь подарок, один на всех.
Но в этом году ее дома не было.
В канун Рождества, когда отец вернулся домой с работы, Лонни накрыла стол из припасов, до того хранившихся в заброшенном бомбоубежище. Мы поужинали тушенкой, кукурузой и бобами. Когда отец вышел, мы вчетвером сбились в кучку и зашептались, а потом направились к нему в гостиную.
— Можно нам повидаться с мамой? Пожалуйста! — попросил я.
— Теперь она — не наша проблема.
Он оторвал взгляд от газеты и увидел, что мы, дети, все стоим перед ним. В кои-то веки Лонни, Сэм и Салли были на моей стороне — они тоже хотели поехать навестить маму.
— Ну ладно, — фыркнул он раздраженно. — Мы съездим к ней, но только один раз. Надевайте пальто и садитесь в машину.
Проезжая по городу, мы миновали магазин спортивных товаров «Стернз», до сих пор открытый для покупателей, запасавшихся подарками. Я любовался на сверкающие велосипеды в витрине и крутился на сиденье, чтобы как можно дольше не терять их из виду.
— Хорошо бы и нам такой! — сказал Сэм.
— Это точно.
— С какой стати дарить подарки на Рождество, если никакого бога нет, — рявкнул отец. — Христос притворился мертвым и обманул своих евреев!
Тряся головой, отец бормотал себе под нос:
— Где он сейчас, скажите на милость? А? Умер! И останется мертвым. Мария не была девственницей. Иосифа едва не прикончили за то, что он ее совратил и не хотел жениться. Нет никакого спасения. Мы просто умираем. Богачи поклоняются деньгам, а бедняки — Иисусу. Это все, что у них есть. Тупые нищие ублюдки! Только лицемеры дарят подарки! А я не такой.
Отец поглядел на Лонни, сидевшую спереди, потом перевел взгляд назад — на нас с Сэмом и Салли.
— И не вздумайте говорить матери, что она вернется домой — потому что она не вернется.
У меня внутри все сжалось. Я уже и не помнил, когда не испытывал постоянный ужас и у меня не потели ладони.
Может, подарки не делают людей лучше, но мне они все равно нравятся. Нравится делать в школе всякие поделки для родных. Я вспомнил, как мы смотрели с директором финал Мировой серии по бейсболу, а потом — как я отплатил маме за ее заботу, издеваясь над ней. Как мне может быть хорошо, если ей плохо?
Спустя два долгих часа мы подъехали к психиатрическому госпиталю Назарет, трехэтажному зданию в десяти милях от Альбукерке на Змеином холме. Пока мы шли ко входу, с неба на нас сыпались снежинки. Я взял со стенда брошюрку — там говорилось, что госпиталь держат монахини-доминиканки и он специализируется на психодраме. Я не знал, что это означает, но слово мне совсем не понравилось.
Мы последовали за отцом по уютному холлу, где стояла небольшая искусственная елка, украшенная огоньками. Игрушки — леденцовые тросточки, Санта-Клаусы и олени — свисали с ветвей, а внизу аккуратной пирамидой лежали подарки. Я немного успокоился, удивленный царившими в госпитале тишиной и умиротворением. Но им пришел конец, стоило отцу открыть рот.
Пожилая дама с седыми волосами и в очках, сидевшая за стойкой, спросила нас:
— К кому вы приехали?
— К Тельме-Лу Кроу, — ответил отец. — Она в отделении для психов.
— Мы не используем здесь таких слов, сэр, — заметила медсестра, перебирая бумаги у себя на столе.
— Предпочитаете «дурдом»?
Женщина проигнорировала его.
— Посещения разрешены до девяти, — сказала она, бросая взгляд на часы. — У вас только тридцать минут.
Отец ухмыльнулся:
— Мы не задержимся ни секундой дольше.
Женщина подняла телефонную трубку, но он продолжал говорить:
— Похоже, тут не все дома не только у пациентов, но и у персонала.
Медсестра поправила на переносице очки.