— Это меня Алла включила, — я сказала чистую правду. — А теперь все вообще пошло кувырком, я просто даже не представляю…
— Я могу поработать телохранителем, — сказал Миша вроде бы в шутку.
— Лучше курьером, — ответила я напрасно грубо. (Выходило, что я Мише не доверяю и даже выгоняю, а за что?)
— А что случилось? От кого тебе привет? — поинтересовался Миша.
— Случилось много чего, всего не расскажешь, — ответила я сдержанно. — Чужие дела.
На таком мало обещающем повороте беседы опять повисла пауза, но длилась недолго, вновь прозвонил телефон.
— Доехала наконец, — неприязненно констатировал Валька. — А я уже бояться начал.
— С чего бы? — ответила я столь же неприветливо. — Главную мерзость я у тебя оставила. Ну как, понравилось?
— Слов нет, — ответил Валька в том же минорном ключе. — Ты на самом деле не в курсе или придуриваешься?
— А именно? — переспросила я.
(Ну что же, прямо как на грех, ведутся такие разговоры при Мише? Можно подумать, что нарочно — даже неприлично.)
— На самом деле не знаешь? — удивился Валька. — С тебя станется. Дело читала? Фамилию главной фигурантки знаешь?
— Два раза «нет», — ответила я, вышло вполне стильно.
— С чем тебя и поздравляю, — произнес Валька, потом продолжил в другой тональности. — Дитятко мое прелестное, ведь это только ты можешь! Значит уважаешь дядю Валю, если несешь ему работу, даже не читая. Я конечно, тронут до слез и уже плачу навзрыд!
— Отче Валя, ты меня саму доведешь до слез, — призналась я. — Хочешь сказать, что я тебе ценную штучку принесла? А я сомневалась.
— Цены ты себе не знаешь, крошка, — вздохнул Отче Валя. — Такое бы везение да в мирных целях. Ох, кому-то я совсем не завидую. Потом расскажешь, что она тебе сделала.
— Потом расскажу, только не сейчас, — пообещала я, вести рассказ, как меня гнусно забыли во Флоренции, при Мише было не совсем уместно. — Сейчас твоя очередь, друг мой. Расскажи, что нашел.
— Сообщаю вкратце. Наш родной папаша был одним из подозреваемых, только после выяснилось, что он за месяц до того помре, — кратко изложил Валька.
— А вот ни фига себе! — сказала я в восхищении.
(Мешок-то я принесла весьма солидных размеров. О таких подробностях никто и не мечтал.)
— И пока на этом я рекомендую остановиться, — строго сказал Валька. — Дитя, ты поняла, во что вляпалась и меня втянула? Я конечно, обязан сердечно, но боюсь, что скоро тебе понадобится телохранитель. Поскольку, я думаю, что насчёт главной пикантности дельца ты тоже не в курсе, или как? Лично мне стало до смерти любопытно, всем нам стало донельзя перспективно. Но ты готова понести заслуженные почести?
— Туманно выражаешься, Отче Валечка, особенно по части пикантности, ну да Бог простит, — пожаловалась я. — Но я так поняла скудным умишком, что ты мною доволен и согласен сотрудничать на благо общества?
— Что касается меня, крошка, то остается лишь благодарить и кланяться, — заверил Валька. — Но остальная признательная клиентура — за неё ручаться не могу. Но посовещаться придется, готова?
— Боле-мене, но в указанных рамках, — предупредила я. — «Чужие тайны мне поручены…», если ты помнишь классическое изречение. И ими совещаться не могу.
— Тогда до послезавтра, крошка! — деловито попрощался Валька и исчез.
Миша выслушал и этот разговор, но уже ничего не сказал, только вздохнул тяжело. Увы, моя лихая детективная деятельность мостом служить не могла. (А вообще зачем ему нужны мосты?)
— Кстати, вот о чем я тебя попрошу, — сказала я суше, чем следовало бы. — Если сможешь, то не говори Алле и вообще никому о том, что сейчас слышал. Это существенно.
— Я даже могу не говорить, что приехал, — сказал Миша. — Кроме тебя и соседки никто не знает. Я и сам не знал. Поговорил с Аллочкой из Цюриха и решил, что надо.
Получив нужные заверения, я стала планировать поездку на дачу. В конце концов, отношения с Мишей-старшим — это наше личное дело, а вот мелкий Мика папаше обрадуется, это точно. Поэтому надо перестать третировать супруга, как героя романа, у него другие функции. Кстати, сама себе такого выбирала, никто не заставлял. Четыре года назад я задала ему лишь один вопрос: «мой ребенок или наш»? Миша ответил, что наш, вот и все.
— Катя, я был такой дурак, ты даже себе не представляешь, — Миша внезапно начал разговор. — Я всегда думал, что Венера» у Ботичелли стоит на такой жестяной подставочке, вроде как «русская закуска», всегда было смешно. А на самом деле, это только в репродукциях, на самой картине все натурально, это просто большая морская раковина. Смотреть надо оригинал, а не копии.
Как отвечать на такое признание, я не могла сообразить довольно долго. Что касается оригинальности мышления, то с Мишей не мог сравниться никто. Однако, сообщение о Флоренции состоялось.
— И поэтому ты решил вернуться? — спросила я прямо и честно.
— Только если ты хочешь, — скромно признал Миша. — Художники, понимаешь, мы все по определению моральные уроды. Со мной тяжело, конечно…
— А я думала, что тебе скучно с нами, — все-таки в ненужное объяснение мы ввязались.