Блеск и нищета куртизанок. Евгения Гранде. Лилия долины

— Короче, добрый совет в твоем положении что крепкий бульон для мертвеца, — продолжал Жак Коллен, бросая на каторжника гипнотизирующий взгляд.

— И то правда! — сказал Чистюлька с недоверчивым видом. — Все равно, угости меня твоим бульоном; если он меня не насытит, я сделаю себе ножную ванну…

— Ты в гнезде у Аиста, у тебя пять квалифицированных краж, три убийства… Последнее — убийство двух богатых буржуа. Судьи не любят, чтобы убивали буржуа… Тебя свяжут для лузки, и нет тебе никакой надежды!

— Все это я уже от них слышал, — отвечал жалобно Чистюлька.

— Ты знаешь мою тетку Жаклину, ведь она настоящая мать нашей братии!.. Так вот, я только что с ней побеседовал на глазах у всей канцелярии, и она сказала мне, что Аист хочет от тебя отделаться, так он тебя боится.

— Но, — сказал Чистюлька, и наивность его вопроса свидетельствовала о том, как сильно развито у воров чувство естественного права воровать, — теперь я богат, чего же им бояться?

— Нам недосуг разводить философию, — сказал Жак Коллен. — Лучше поговорим о тебе…

— Что ты хочешь со мной сделать? — спросил Чистюлька, перебивая своего даба.

— Увидишь! И дохлый пес может на что-то пригодиться.

— Для других! — сказал Чистюлька.

— Я ввожу тебя в свою игру! — возразил Жак Коллен.

— Это уже кое-что! — сказал убийца. — Ну а дальше?

— Я не спрашиваю, где твои деньги, а хочу знать, что ты думаешь с ними делать…

Чистюлька следил за непроницаемым взглядом своего даба; тот холодно продолжал:

— Есть у тебя какая-нибудь маруха, которую ты любишь, ребенок или дружок, нуждающиеся в помощи? Я буду на воле через час, я могу помочь, если ты кому-нибудь хочешь добра.

Чистюлька все еще колебался, им владела нерешительность. Тогда Жак Коллен выдвинул последний довод:

— Твоя доля в нашей кассе тридцать тысяч франков; оставляешь ты ее товарищам или отдаешь кому другому? Твоя доля в сохранности, могу ее передать нынче же вечером тому, кому ты захочешь ее отказать.

Лицо убийцы выдало его удовлетворение.

«Он в моих руках!» — сказал про себя Жак Коллен. — Но не зевай, решай скорее!.. — шепнул он на ухо Чистюльке. — Старина, у нас нет и десяти минут… Генеральный прокурор вызовет меня, и у нас с ним будет деловой разговор. Он у меня в руках, этот человек! Я могу свернуть шею Аисту! Уверен, что я спасу Мадлену.

— Если ты спасешь Мадлену, добрый мой даб, то ты можешь и меня…

— Полно распускать нюни, — отрывисто сказал Жак Коллен. — Делай завещание.

— Ну, так и быть! Я хотел бы деньги отдать Гоноре, — отвечал Чистюлька жалобным голосом.

— Вот оно что!.. Ты живешь с вдовой Моисея, того самого еврея, что хороводился с южными Тряпичниками! — спросил Жак Коллен.

Подобно великим полководцам, Обмани-Смерть превосходно знал личный состав всех шаек.

— С той самой! — сказал Чистюлька, чрезвычайно польщенный.

— Красивая женщина! — сказал Жак Коллен, умевший отлично управлять этими страшными человекоподобными машинами. — Маруха ладная! У нее большие знакомства и отменная честность! Настоящая шильница. А-а! Ты таки спутался с Гонорой! Разве не стыдно было тебе угробить себя с такой-то марухой? Остолоп! Зачем не завел честную торговлишку, мог бы перебиваться!.. А она работает?..

— Она устроилась, у нее заведение на улице Сент-Барб…

— Стало быть, ты делаешь ее твоей наследницей? Вот до чего доводят нас эти негодницы, когда мы, по глупости, любим их…

— Да, но не давай ей ни гроша, покуда я не сковырнусь!

— Твоя воля священна, — сказал Жак Коллен серьезным тоном. — А дружкам ни гроша?

— Ни гроша! Они меня продали, — отвечал Чистюлька злобно.

— Кто тебя выдал? Хочешь, я отомщу за тебя? — с живостью сказал Жак Коллен, пытаясь вызвать в нем чувство, способное еще взволновать такие сердца в подобные минуты. — Кто знает, старый мой друг, не удастся ли мне ценою этой мести помирить тебя с Аистом?

Тут убийца, ошалевший от счастья, бессмысленно уставился на своего даба.

— Но, — сказал даб в ответ на это красноречивое выражение, которое приняла физиономия каторжника, — я теперь ломаю комедию только ради Теодора. Ежели водевиль увенчается успехом, старина, то для одного из моих дружков, а ты из их числа, я способен на многое…

— Если ты только расстроишь сегодняшнюю церемонию с бедняжкой Теодором, я сделаю все, что ты захочешь.

— Да она уже расстроена. Уверен, что выужу его сорбонну из когтей Аиста. Видишь ли, Чистюлька, коли ты не хочешь сгореть, надо протянуть друг дружке руку… Один ни черта не сделаешь…

— Твоя правда! — вскричал убийца.

Согласие между ними так прочно восстановилось и вера его в даба была столь фанатична, что Чистюлька не колебался больше.

Он открыл тайну своих сообщников, тайну, так крепко хранимую до сих пор. А Жак Коллен этого только и желал.

— Так вот! В мокром деле Рюфар, агент Биби-Люпена, был в одной трети со мной и с Годе…

— Вырви-Шерсть?.. — вскричал Жак Коллен, называя Рюфара его воровской кличкой.