Блеск минувших дней

– Я ваш союзник, моя госпожа, – сказал я. – Понятия не имею, что это может вам дать, вы ведь понимаете, насколько я малозначительная фигура. Но я сделаю все, что смогу.

– Почему?

Прямой вопрос, как и ее взгляд в полумраке комнаты.

Я пожал плечами:

– Он был добр ко мне. Он был не похож ни на кого, с кем я когда-либо встречался. Он не должен был умереть. Вы тоже отнеслись ко мне с добротой.

– Вы знаете, что у меня были на то свои причины. Не надо…

– Я это знаю. Понимаю, что они у вас и сейчас есть.

Тут она улыбнулась. Отпила вина и сказала:

– Если вы уцелеете, Гвиданио Черра, вы можете со временем стать человеком, который имеет значение.

– Если вы решите не убивать меня здесь?

Джиневра снова махнула рукой:

– Теперь это было бы глупо, а возможно, даже расточительно.

– Возможно, – согласился я.

Уголки ее рта снова приподнялись, совсем чуть-чуть, но приподнялись. Она спросила:

– Вы действительно желаете нам добра?

Оглядываясь назад, я вижу, как менялся в то время. В хорошую или в плохую сторону, но я был человеком, идущим по своей жизни.

– Действительно. Но я не могу ручаться за Серессу. Могу лишь…

– Конечно, не можете, – перебила она.

Помолчав несколько секунд, я сказал:

– Я действительно стоял не с той стороны, моя госпожа. Судьба, случайность. Я услышал какой-то звук и обернулся. И Фолько тоже.

– А Тео? Что он делал?

Я вспоминал.

– Его глаза смотрели на Фолько, только на него.

– А! – произнесла Джиневра делла Валле. – Они всегда смотрели на него. – Она снова глотнула вина из бокала. – Она следили друг за другом, где бы ни находились. Фолько убил своего кузена?

– Да, госпожа. А я знаю, что он его очень любил.

– И вы считаете, что это меня утешит?

Я заморгал.

– Думаю, что этого не сделают никакие слова. Я всего лишь рассказываю о том, что произошло.

Теперь она обхватила бокал обеими руками и смотрела на меня снизу вверх.

– Скажите, вы когда-нибудь утешали женщину, Данио?

Это не имело никакого отношения к желанию, и я это понимал. Я вспомнил (как могло быть иначе?) Адрию Риполи, раненую, на темной лестничной клетке в Милазии, когда я спустился к ней. Но не такое утешение она имела в виду.

– Нет, моя госпожа, не в горе. Мне очень жаль.

Она заставила меня почувствовать себя очень юным.

– Возможно, когда-нибудь вы это сделаете, – сказала Джиневра. – В зависимости от того, куда приведет вас жизнь. Доброта может быть хорошим качеством. Не всегда, но может.

– Вы его любили, – сказал я. Это не был вопрос.

Она медлила с ответом дольше, чем я ожидал.

– Он защищал меня, – сказала Джиневра. – От всего, кроме потери его самого. Поэтому – да.

Она пожала плечами и встала. Поставила бокал и пошла мимо меня к двери, я последовал за ней. У двери она повернулась и легонько поцеловала меня в щеку.

– Спасибо. Оставайтесь союзником, – сказала она.

Я кивнул. Внезапно мне стало трудно говорить.

Джиневра еще секунду смотрела на меня.

– Теперь вы больше никогда не будете книготорговцем, – произнесла она. – Вы это понимаете?

– Я… я не знаю, что произойдет, когда я вернусь в Серессу.

– Конечно, не знаете. Но насчет этого я права. И еще, Данио, вам надо научиться лучше скрывать, когда вы лжете.

– Я не лгал, моя госпожа. Здесь – не лгал.

– Я знаю. Но все-таки. Запомните. Научитесь. Это важно.

И я действительно научился. Научился скрывать лучше за те годы, которые промчались между той ночью и этой. Все взаимосвязано: память и то, какими мы становимся. Мы всегда остаемся теми людьми, какими были раньше, и мы превращаемся в нечто совсем другое, если проживем достаточно долго. И то, и другое правда.

Она вышла. Я закрыл дверь.

На этом та ночь должна была закончиться, как должны закончиться мои воспоминания о том времени в Ремиджио, когда я сейчас, столько лет спустя, сижу в огромной палате Совета Двенадцати в Серессе.

Мы заняты важными вещами сегодня ночью, но возникли задержки, и мои мысли разбрелись. Для этого есть причины, разумеется. Женщина, которая приходила сюда и только что вышла…

Но той, другой ночью, в Ремиджио, когда я был молод, после того, как Джиневра делла Валле поцеловала меня в щеку и ушла… ну, если бы я тщательно выстраивал этот рассказ, вел его искусно и целеустремленно, мое повествование о том времени на этом закончилось бы, и я бы утром уехал домой. Но я всего лишь вспоминаю, и, хотя память подводит и лжет, точно знаю, что вскоре после того, как она ушла, в мою дверь снова постучали.

Жизнь в смысле развития событий в реальности не так точна и не так элегантно продуманна, как может представить ее рассказчик. Бывают моменты, которые нас находят, подобно бродячей собаке на сельской дороге, и они, возможно, не имеют особого значения, а всего лишь несут правду: они случились, и мы их помним.

Я опять открыл дверь. Почему-то во второй раз я не испытывал страха. Чувствовал любопытство, сомнение, печаль, но я больше не боялся умереть в ту ночь.

Очень высокий человек, который, как я заметил, наблюдал за всеми в тронном зале, стоял в коридоре, держа в руках лампу.

– Я бы хотел написать ваш портрет, – произнес Маттео Меркати. – Вам не придется трахаться со мной, просто попозируйте мне.