Онъ шепотомъ разсказалъ мн, что они пошли ко дну, крпко охвативъ другъ друга, что подъ водой у нихъ была борьба, что онъ высвободился и выплылъ. Я не имлъ причины сомнваться въ истинности этого разсказа, и полицейскій, управлявшій галерой, подтвердилъ слова его. Когда я попросилъ у него позволенія перемнить мокрое платье арестанта на другое сухое, какое я могъ достать въ харчевн, онъ охотно согласился, замтивъ только, что долженъ забрать все, что было на арестант. Такимъ образомъ портфель, бывшій когда-то въ моихъ рукахъ, перешелъ теперь въ руки полицейскаго. Онъ далъ мн позволеніе сопровождать арестанта въ Лондонъ, но отказалъ въ этой милости моимъ двумъ пріятелямъ. Прощаніе было горестное, но, когда я слъ рядомъ съ Магвичемъ, я почувствовалъ, что отнын мое мсто около него, до тхъ поръ, пока онъ находится въ живыхъ. Теперь мое отвращеніе къ нему вполн изгладилось, и въ загнанномъ, раненомъ, злополучномъ существ, державшемъ меня за руку, я видлъ только человка, желавшаго быть моимъ благодтелемъ, человка который питалъ ко мн нжность, благодарность и великодушіе, съ такимъ постоянствомъ, въ продолженіе цлаго ряда годовъ. Я видлъ въ немъ человка, который гораздо лучше отнесся ко мн, нежели я къ Джо…
Его перевезли въ тюрьму на другой же день и немедленно стали бы судить, если бы не явилась необходимость вызвать стараго тюремщика съ понтоновъ, для удостовренія его личности. Никто въ ней не сомнвался, но Компейсонъ утонулъ, а въ Лондон не случилось никого другого, кто бы могъ удостоврить его личность. Я сообщилъ м-ру Джагерсу, что намренъ скрыть отъ Магвича судьбу, постигшую его имущество. М-ръ Джагерсъ очень на меня сердился и ворчалъ за то, что я выпустилъ изъ рукъ деньги…
На лстниц я встртился съ Уэммикомъ, который сообщилъ мн, что Компейсонъ распустилъ слухъ о томъ, что узжаетъ на время изъ Лондона, и Уэммикъ думалъ воспользоваться его отсутствіемъ для нашей попытки.
— Теперь я могу только предположить, — добавилъ онъ, — что это была хитрость съ его стороны. Надюсь, что вы не сердитесь на меня, м-ръ Пппъ? Я хотлъ отъ всего сердца услужить вамъ.
— Я увренъ въ этомъ, Уэммикъ, и отъ души благодарю васъ за ваше участіе и дружбу, — отвчалъ я.
ГЛАВА XX
Несчастный Магвичъ лежалъ въ тюрьм, сильно больной: онъ сломалъ себ два ребра, и они поранили одно изъ легкихъ, такъ что онъ еле дышалъ и почти не могъ говорить. Онъ былъ слишкомъ боленъ, чтобы оставаться въ обыкновенной тюрьм, поэтому его перевели на другой день въ лазаретъ. Благодаря этому, я могъ проводить около него больше времени, чмъ это было бы возможно при другихъ обстоятельствахъ. И, если бы не его болзнь, его держали бы въ кандалахъ, такъ какъ онъ считался закоренлымъ бглецомъ и, не знаю, какимъ еще злодемъ.
Когда наступилъ день суда, м-ръ Джагерсъ подалъ прошеніе о томъ, чтобы его дло было отложено. Это было, очевидно, сдлано въ расчет, что онъ не долго проживетъ на свтъ; но въ просьб было отказано.
Когда ему надо было отправиться въ судъ, то его принесли туда въ креслахъ. Мн позволили сидть около него и держать его руку въ моей рук.
Судъ продолжался недолго, дло было ясно. Все, что можно было сказать въ пользу его, было сказано — какъ онъ вернулся къ трудовой жизни и выбился на дорогу законными и честными путями. Но нельзя было утаить, что онъ вернулся изъ ссылки и находится въ присутствіи суда и присяжныхъ. Невозможно было не судить его за это и не признать виновнымъ. Когда судья объявилъ подсудимому, что кара, назначенная за его возвратъ въ страну, изгнавшую его изъ своихъ предловъ, — смерть, и онъ долженъ приготовиться умереть, онъ сказалъ:
— Милордъ, я уже получилъ приговоръ къ смерти отъ Всевышняго, но склоняюсь и передъ вашимъ.
Слова эти произвели впечатлніе, и судья какъ-то скомкалъ остальную часть своей рчи.
Я серьезно надялся, что онъ умретъ прежде, чмъ судья успетъ составить свой докладъ, но изъ опасенія, какъ бы онъ не протянулъ до этого ужасного дня, началъ въ ту же ночь писать петицію на имя министра внутреннихъ длъ, излагая все, что я зналъ, и сообщая о томъ, что онъ вернулся ради меня.
Я писалъ усердно и такъ трогательно, какъ только могъ, и когда окончилъ прошеніе и послалъ его, то написалъ еще нсколько писемъ людямъ, на милосердіе которыхъ я надлся.
Но по мр того, какъ протекали дни, я сталъ замчать, что больной становился все тише и лежалъ неподвижно, уставясь глазами въ блый потолокъ; лицо его потускнло и только отъ какого-нибудь моего слова оно прояснялось на минуту, съ тмъ, чтобы опять потускнть. Порою онъ совсмъ не могъ говорить и отвчалъ мн только легкимъ пожатіемъ руки, и я научился хорошо понимать его.
На десятый день я замтилъ еще боле значительную перемну въ его лиц. Глаза его были обращены къ двери и оживились, когда я вошелъ.
— Дорогой мальчикъ, — сказалъ онъ, когда я слъ къ нему на постель, — я ужо думалъ, что ты опоздалъ. Но не врилъ этому.
— Я нисколько не опоздалъ. Я дожидался у воротъ.
— Ты всегда дожидаешься у воротъ; не правда ли, дорогой мальчикъ?
— Да; чтобы не терять ни минуты времени.