Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах

Однажды в Тринидаде я познакомился с отставным военным из Чикаго. Ему было лет сорок пять, и он оказался весьма не глуп. Нас сблизила любовь к подводному плаванию. Раз в месяц ему присылали из Чикаго газеты, и у него в бунгало скопилась годовая подшивка. Любое убийство в большом городе газетчики обычно мусолят два-три дня. И сославшись на то, что мне якобы нужно найти результаты одного заезда на бегах, я несколько часов кряду просидел у своего коллеги по плаванию за старыми газетами. Но заработал себе лишь резь в глазах.

Впрочем, не мытьем так катаньем я много чего выудил из Роуз. Иногда я даже задавал ей вопросы напрямик. Когда мы отплыли из Ки-Уэста на Кубу, я спросил у нее:

— Как тебя зовут?

— Я же сказала. Нэнси и…

— Милая, помнишь, я тебе говорил про разрушителей мечты? Нас могут остановить таможенники или береговая охрана — на Кубе или где угодно. У меня все чисто, документы в порядке, и мне хочется, чтобы все так и оставалось.

— А ты не можешь вписать меня как свою жену?

— Конечно, но я же должен знать настоящее имя своей любимой.

— Роуз-Мари Браун.

— Браун, говоришь. Перестань, документы на яхте — единственное, что может…

— Но это правда! Есть люди с фамилией Смит, Джонс и Браун.

— Ну ладно. Теперь ты миссис Мики Уэйлен. Сегодня утром мы поженились в Ки-Уэсте, но оставили свидетельство о браке и прочие бумаги «дома». Я наполовину грек, наполовину португалец. А мой дедушка родом с островов Зеленого Мыса.

— Уэйлен не греческая фамилия.

— Как-то я спросил об этом своего папашу. Он ответил, что его отец был моряком и его прозвали Уэйлен, потому что он часто уходил в долгие плавания на китобойце. Как бы там ни было, это моя подлинная фамилия. Мой отец родился и умер в США под этой фамилией. Он был рыбаком.

— Мой папа тоже умер. Он был трамвайным кондуктором. Помню, в детстве, еще совсем ребенком, я часто ездила с ним в вагоне. Так здорово было!

До Гаваны мы плыли почти в нескончаемой болтанке, и она большую часть пути провела в каюте, мучаясь морской болезнью. Я пытался втолковать ей, что лучше бы она легла у меня в кокпите, но она упрямо не вставала с моей койки.

Прибыв в Гавану, я спустился к ней и сказал:

— Таможня наверняка нас навестит. Открой чемодан и брось какую-нибудь одежду на пачки денег. Наведи там легкий беспорядок и не закрывай.

— У меня нет никакой одежды, кроме той, что на мне, — простонала она. — Мы не можем спрятать чемодан в трюме?

— Если они начнут обыск, то первым делом полезут в трюм или в машину. Посмотри под койкой в сундуке — там ты найдешь мои старые рубашки и штаны. Набей ими чемодан.

Она опять застонала, прикрыв рот ладонью.

— Ладно, я сам, — вздохнул я, бросив взгляд на берег.

Но Роуз, шатаясь, поднялась с койки и отрицательно помотала головой.

— Ну ладно, сама так сама, — согласился я. — И только не надо так смотреть на меня — никто твои деньги не найдет.

Мы вошли в гаванский порт без всяких проблем Смеркалось, и вода была как стекло. Роуз вышла на палубу. Ей полегчало, и она проголодалась.

— Ну давай помоемся и пойдем на экскурсию по городу, — предложил я.

— Ты иди. Я останусь.

— Слушай, перестань трястись за свои бабки. Я уберу их в безопасное место и найму мальчишку присмотреть за яхтой. Мальчишка мой старый знакомый… Да и кому придет в голову обчистить эту посудину?

Она упрямо помотала головой, глядя на яркие огни набережной за доком. В глазах у нее стоял страх.

— У меня платье грязное и мятое, — глухо произнесла она.

— Роуз, послушай, но ведь и я не в смокинге!

— В Гаване слишком много американцев!

Я пожал плечами.

— Ну ладно. Нам надо купить еды…

Она резко отвернулась и спустилась в каюту. Я никак не мог понять, с чего это она так закипела. Роуз вернулась и протянула мне пачку бумажек.

— Вот двести долларов, купи все, что надо. Я подожду тебя здесь.

Я сошел на берег и быстро обошел ближайшие магазины, уверенный, что, когда вернусь, Роуз уже на яхте не будет. Но вернувшись, я обнаружил на палубе ее сохнущее нижнее белье, чулки, платье. От этого зрелища у меня на сердце потеплело. Роуз высунулась из каюты — на ней был мой свитер, натянутый поверх купальника. Она была рослая и крупная, и мой свитер оказался ей не слишком велик.

Мы поели приготовленный мной ужин, потом сели на палубе и закурили. Глядя на городские огоньки, я заметил:

— Завтра вечером нам непременно надо сойти на берег. В Гаване кипит ночная жизнь. Кастро открыл все шлюзы.

Роуз швырнула окурок за борт, проводив его взглядом, и ушла в каюту. При тусклом свете одинокой лампочки я увидел, как она сняла свитер и выскользнула из купальника. Она стояла у трапика, слегка поеживаясь, тело у нее было красным от солнца, с белыми участками незагорелой кожи. Она была прекрасна, как воплощение эротических фантазий мужчины.

— А мы не можем сами устроить себе ночную жизнь, Мики? — спросила она.

Бросившись в каюту, я постарался ничем не выдать своего сладкого возбуждения.