Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах

Я расплатился с таксистом и вышел на углу. Было без семи полночь. Его дом, да и весь квартал пребывали в покое: Я несколько минут постоял перед домом. Но почему все же ровно в полночь? Из подъезда вывалились два вонючих алкаша, смерили меня привычным для меня взглядом, причем, кажется, весьма мутным. Пока я поднимался на крыльцо, они пошатываясь зашагали по улице, оглядываясь на меня и что-то бормоча себе под нос.

Я стоял перед дверью квартиры 2F. Тускло освещенный обшарпанный холл вонял ароматами прогорклой пищи и человеческими испарениями. Вот уж точно: Гарлему не принадлежит монополия на клоповники. Я потрогал дверную ручку. Дверь оказалась незапертой. Я оказался в коридоре — узком, душном, по обе его стороны тянулись двери комнат. На двери, ближайшей к входной, я заметил потемневшую металлическую цифру «3». Я прислушался, но не услышал ни звука, правда, из щели между дверью и полом струился чуть заметный свет. Я тихо постучал, подождал, повернул ручку — дверь отворилась.

Наверное, как только я увидел царящий в комнате кавардак, то сразу все понял. Да только поначалу не мог поверить своим глазам.

Это была очень маленькая комната, в ней стояла одна лишь кровать и металлический комод — все ящики были выдвинуты и все из них вывалено на пол. Томас, похоже, спал в кровати, накрывшись с головой. В душе у меня внезапно возникло болезненное предчувствие, что там, в кровати, лежит мертвая Кей. Закрыв дверь, я перешагнул через валяющиеся на полу штаны и бушлат Томаса и только потом заметил свежую кровь на его подушке. Рядом с кроватью на полу валялись огромные окровавленные клещи.

Отбросив одеяло, я увидел расплющенный затылок Томаса. Он лежал ничком, вся подушка вокруг его головы и под плечами была в крови. Еще не запекшейся крови. Кровавые брызги виднелись и на стене за кроватью.

Я стоял как дурак с одеялом в руках, прекрасно отдавая себе отчет, что надо соображать, да побыстрее. Меня бросило в дрожь от мыслей, которые пришли мне на ум. Не надо было быть детективом, чтобы сообразить, чем все это пахнет.

Я простоял так несколько секунд, а может быть, и минут. На лестнице, за входной дверью, послышались тяжелые шаги. Где-то в глубине подсознания, сохранившем свою ясность, далекий голос предупредил меня об их неминуемом приходе. Я уронил одеяло в тот момент, когда дверь с грохотом распахнулась — на пороге стоял белый полицейский с толстой рожей. Он не предполагал увидеть здесь труп, но как только его взгляд упал на окровавленную кровать, из кармана синего пальто тотчас выпрыгнул револьвер, точно рука толсторожего с этим револьвером была привязана к пружине.

— Руки держи на виду, черномазая сволочь! — проговорил он низким голосом. — Одно движение, и я продырявлю тебе башку.

Возможно, мне почудилось, что он проговорил эти слова чуть ли не радостно, наверное, подумав о повышении.

То, о чем я смутно догадывался после разговора с Олли, внезапно сфокусировалось в одну несомненную мысль: меня облапошили, подставили — с самого начала этого «дела». Теперь мой мозг прояснился, мысли побежали, и я стал лихорадочно соображать: так, полицейские узнают про нашу стычку в кафешке около слесарного училища, тамошний патрульный вспомнит меня, и толстяк-полицейский, который собирался штрафануть меня за двойную парковку вечером, тоже меня вспомнит. И алкаши, что вышли из этого дома несколько минут назад, конечно же, меня опознают. Я попал в западню…

Я высоко поднял руки вверх. Полицейский был один, наверное, местный патрульный. «Ровно в полночь». Расчет времени был настолько прост — звонок в пять минут первого в участок, некто сообщает, что в комнате 3 квартиры 2F происходит что-то подозрительное, и — патрульный берет меня на месте преступления. Меня взяли на понт, как сосунка.

Он глядел на меня, ожидая что-то услышать. А я не собирался ничего говорить. Все упростилось донельзя: белый полицейский и черный я. И это «различие» давало ему неоспоримое преимущество. Я бы выглядел идиотом, пытаясь ему что-то объяснить… мне только и оставалось, что стоять столбом.

И в эту секунду в голове у меня промелькнули слова, которые часто повторял мой отец: «Жизнь негра не стоит и ломаного гроша, потому что у него нет прав, которые мог бы уважать белый. Таков закон, сынок, вердикт по делу Дреда Скотта[3]. Всегда помни об этом».

И я помнил — стоило мне сейчас шевельнуться, и он бы убил меня наповал.

— Почему вам, грабителям поганым, не сидится в своем Гарлеме, где вам самое место, какого хрена вы заявляетесь сюда грабить и убивать людей? — Он продолжал на повышенных тонах. Его лицо пылало яростью, и он сделал шаг навстречу мне.

Оказавшись от меня на расстоянии вытянутой руки, он замахнулся револьвером, чтобы нанести мне удар по голове. И как только револьвер удалился от моего лица, сработал рефлекс — моя левая выстрелила вперед и схватила руку, в которой он сжимал оружие. Мое правое колено больно впилось в его промежность, а правый кулак врезался ему в челюсть.