Блик

Меня будто пронзает небольшая молния. И чего я так испугалась? Я знала, что это произойдет. И все же теперь, когда это случилось, не могу остановить разогнавшееся сердце или страх, от которого все внутри сводит.

– Что произойдет? – Со мной. С Мидасом. С Рипом. С его солдатами.

Командир качает головой.

– Время покажет.

Я скрещиваю на груди руки, словно так могу отогнать тревогу.

Рип долго смотрит на меня, вынуждая съежиться так, что перестаю чувствовать свои ленты.

– У меня к тебе вопрос, – наконец говорит он.

Что-то подсказывает, что я не хочу его слышать.

– Какой?

Он не сводит с меня черного взгляда, и я не знаю, что Рип видит, о чем думает. Так всегда и бывает, когда я с ним, но в эту минуту мне хочется закричать.

– Ты хочешь остаться?

У меня вытягивается лицо, в голове кружит его вопрос.

– Остаться? – не дыша, переспрашиваю я.

Рип делает шаг вперед. Всего один, но он делит пространство между нами пополам. Рип такой же, как в ту ночь, когда я отправила ястреба. Тихий. Задумчивый. Такой напряженный, что поглощает весь воздух и обостряет мои чувства.

Он тихо говорит:

– Ты не обязана возвращаться. Я могу сделать так, что тебе позволят остаться.

Дыхание перехватывает, когда я понимаю, о чем он говорит. Я в недоумении, я поражена. Не знаю, что и ответить.

– Я могу это осуществить. Но ты должна дать ответ до прибытия короля Ревингера.

В тревоге я начинаю мерить шагами нашу небольшую палатку.

– Зачем ты предлагаешь такое? – озадаченно спрашиваю я. – Я твоя пленница, Рип. Я нужна твоему королю для выкупа. А ты – командир его армии, которой завтра, возможно, придется воевать. Ты не можешь просить меня остаться. Не можешь.

Рип возвышается надо мной, гордый и непреклонный, как скала.

– Я могу и предлагаю. У тебя есть выбор, Аурен.

Я растеряна и чертовски шокирована.

– Твой король ни за что не разрешит. Нет, если у него уже на примете выкуп. Он собирается мной воспользоваться и обязательно это сделает.

– Нет, если ты дашь ответ сейчас.

Я останавливаюсь и удивленно смотрю на него.

– Что будет с тобой, твоими солдатами?

– Тебя не должно это волновать.

У меня вырывается смешок.

– Не должно волновать? Да я только и делаю, что волнуюсь. Рип, я не могу остаться.

Впервые с тех пор, как он вошел в эту палатку, на его лице появляются эмоции. Темный гнев быстро сгущается над ним.

– Почему?

Я прижимаю ко лбу ладонь, пытаясь утихомирить оглушающие мысли.

– Потому что.

Рип качает головой, сжав челюсти.

– Этого мало. Назови реальную причину.

– Я не понимаю, что ты предлагаешь? Спрятать меня? Заставить исчезнуть? Я не могу так поступить с Мидасом.

Если до сих пор я считала, что Рип сердится, те чувства были ничем по сравнению с тем гневом, что закипает в нем сейчас. Его можно прочувствовать, он сгущает воздух, как готовая разразиться буря.

– Мидас, – Рип выплевывает это имя презрительно, как ругательство. – А как же сказанное тобой на том берегу? Ты снова позволишь ему держать тебя в клетке, как птицу?

– Нет, – отвечаю я, решительно качая головой. – Теперь все будет по-другому. Я теперь другая. И говорила всерьез.

Рип гадко и недоверчиво фыркает.

– Если ты думаешь, что теперь все изменится, тогда ты круглая дура.

Я стискиваю руки в кулаки.

– Я не дура.

– Он держит тебя при себе в качестве своего питомца. Пользуется тобой. Манипулирует. Извлекает выгоду из твоей так называемой извращенной любви к нему.

Рип сыплет в мою сторону обвинениями острыми, как кинжалы.

– Он меня оберегал.

– Оберегал, – рычит Рип, как волк, готовый поглотить меня целиком. – Всегда один и тот же чертов довод. Да, как великодушно было с его стороны держать тебя целыми днями в клетке и называть своей любимой шлюхой!

Я вздрагиваю от его слов, как от пощечины, щеки вспыхивают от гнева и обиды.

– Думай, как хочешь, но никто не делал для меня так много, как сделал Мидас, – говорю я и ненавижу, что горло сжимается от эмоций, ненавижу, что не могу быть такой же бесчувственной, как Рип.

– Я прозябала на улицах, голодала, меня оскорбляли, ненавидели. Думаешь, он пользуется мной? Это ничто в сравнении с тем, что я сносила от остальных.

Рип грозно замирает. От него исходит такая ярость, что у меня волосы встают дыбом.

– Что-то не так? – глумлюсь я. – Не нравится слушать, что такая же фейри, как ты, не завоевала уважение в мире? Какая жалость, что я не продалась королю Роту. Может, тогда это я бы командовала его войском, а ты бы сидел в клетке Мидаса, и люди глазели бы на тебя и издевались над твоими шипами.

Пресловутые шипы вытягиваются и сжимаются, будто представив его запертым в той клетке.

– Перестань себя успокаивать. Перестань довольствоваться положением питомца в клетке.

Я рычу:

– Катись к черту!

Рип качает головой.

– Нет, Аурен. Это тебе нужно пылать. Тебе нужно зажечь искру к жизни и бороться. Не позволяй ему заглушать твой блеск, не позволяй всему этому чертову миру тебя топтать, – кричит он, и я вздрагиваю от этого пылкого требования. – Если бы ты только попробовала, то сияла бы ярче чертова солнца. А вместо этого решила бездействовать и блекнуть.

От злости по щеке вниз скатывается слеза.