Блистательные годы. Гран-Канария

Она едва помнила, как вернулась в отель. Прошла в свою комнату, умыла горящее лицо, расчесала волосы, тщательно оделась, выбрав платье, которое носила в Лас-Пальмасе. В зеркале она видела, как сияют ее глаза. Взяла немного денег; подумав, написала несколько строк для Элиссы на листке бумаги, затем положила его на видное место на туалетном столике.

Она была готова. Наконец-то. Словно в трансе, выскользнула из комнаты. Вся в нетерпении, на цыпочках. Никто не должен ее услышать. Никто не должен видеть, как она уходит. Ее переполняла странная таинственная энергия. Спустившись по лестнице и выйдя на крыльцо, она помедлила, охваченная нестерпимой ностальгией. «Каса-де-лос-Сиснес», – повторила она про себя, дрожа всем телом. «Я иду туда, – подумала она, – наконец иду». Высоко подняв голову и отстраненно глядя перед собой, она отправилась в путешествие.

Глава 19

Вечерняя роса уже окропила широкие побеги кактусов, когда Харви приближался к дому. Он шел, ссутулившись и опустив голову. Весь этот день он проработал в Эрмосе. Тяжелый день, не принесший никакой пользы и совершенно изнуривший его: пришлось дышать тлетворным воздухом и дымом костров, в которых сжигали вещи заразившихся, столкнуться с невежеством, некомпетентностью, грязью. В деревне стояла жандармерия, комендант-испанец отнесся к пришлому доктору подозрительно. Вдобавок вел себя нагло: «Мы сеньора ни о чем не просили!» В довершение всего пик эпидемии, очевидно, миновал. Харви как дурак явился слишком поздно. Эта мысль раздражала. Но он не сдался. Весь день работал как негр. Сделал все, что было в его силах. И теперь, измученный душой и телом, шагал по подъездной аллее к дому.

Проходя через патио, он поднял голову и увидел ее. Резко остановился, как человек, получивший страшный удар. Его лицо стало мертвенно-бледным, он прижал ладонь к глазам.

«Это от жары, – с болью сказал он себе. – Пройдет». Но когда он отвел руку, она по-прежнему стояла там. Невероятное чувство пронзило его, столь неожиданное и столь острое, что он смог лишь пробормотать, запинаясь:

– Мэри. – И опять: – Мэри. – Только это слово удалось ему произнести.

Она здесь. В лучах солнца, заливающих дворик, ее лицо сияло неземной красотой. Их взгляды встретились. Она поплыла к нему, стройная, как молодое деревце, прелестная, как звенящая музыка. И в его душе что-то вспыхнуло, потом снова и снова, – о, то была радость, взметнувшаяся как пламя!

И вот она стоит рядом с ним.

– Зачем ты пришла? – Харви не узнавал собственный голос.

Лицо Мэри тоже было бледно, но глаза, безотрывно смотревшие в его глаза, улыбались.

– Я рада, – прошептала она. – Ужасно рада, что нашла тебя.

Наступила тишина. Ком в горле не давал ему вздохнуть.

– Я думала, что никогда не попаду сюда, – снова прошептала она, – что никогда больше тебя не увижу.

Мэри слегка наклонилась к нему. Она выглядела утомленной, как после долгого трудного дня.

– Мэри! – воскликнул он. – Я не понимаю… почему ты здесь?

– Все хорошо, – мечтательно ответила она. – Теперь, когда я с тобой, все хорошо. Здесь я чувствую себя как дома.

Воздух между ними вибрировал. И все же Харви испугал неестественный блеск ее глаз. Они сияли, но в этом свете было нечто от тьмы, какой он никогда прежде не видел.

– Ты устала, – произнес он сдавленным голосом. – Тебе нужно… нужно поесть.

– Я не голодна. Вот только пить хочется. Да, очень хочется пить.

Он оторвал от нее взгляд. Отвернувшись, сказал:

– Тогда пойдем, я раздобуду тебе молока.

Они вошли в дом. В висках у Харви стучало, и этот стук будто отдавался в голове гулким эхом, отчего мысли путались. Он направился в столовую. Там было пусто – время ужина давно миновало; судя по всему, маркиза уже поела. Нетвердой рукой он налил стакан молока. Когда вернулся, Мэри была в холле.

– Спасибо. – Она выпила молоко, глядя на Харви поверх стакана. Потом вздохнула. – Вкусно. У меня болела голова. Но сейчас, думаю, все прошло.

Он осторожно взял пустой стакан. Рука снова дрогнула, иначе он попытался бы прикоснуться к пальцам Мэри.

– Тебе нужно отдохнуть. Правда, нужно. Ты выглядишь смертельно усталой.

Она покачала головой – осторожно, словно боясь, что от этого движения вернется сокрушительная боль.

– Нет. Сейчас я не ощущаю усталости. Мне лучше. Я чувствую себя счастливой и легкой как воздух. И хочу снова пойти в сад.

Он попытался улыбнуться, но пересохшие губы не слушались.

– Уже довольно поздно, ты не находишь?

Потом он еще раз произнес ее имя, не с силах удержаться. И она повторила его отстраненным тоном, добавив:

– Восхитительно слышать, как ты называешь меня по имени. Словно это уже когда-то происходило, очень давно, в далеком-далеком прошлом. – Она порывисто сжала ладони и воскликнула: – Пойдем во двор! Там фрезии, их сотни – прохладные и прекрасные. А еще есть апельсиновая роща. Я хочу ощутить, что я действительно здесь. О, разве ты не видишь, как я счастлива и взволнованна? Это так чудесно – узнать наконец, что все это существует на самом деле, что мы здесь вместе, что мне больше не придется просыпаться в одиночестве и печали.