Ближе

Но основной проблемой оказалось не это. И даже не то, что у меня не было ни времени заглянуть к Инне, ни настроя писать ей. Всё это меркло перед необходимостью чуть ли не каждый день сталкиваться с Аней.

Я недооценил соседку Инны. Думал, жёстко отшить и приземлить будет достаточно. Всегда ведь срабатывало — в меня и раньше влюблялись студентки. Но эта оказалась удивительно упорной. Даже непробивной.

Поскольку тут разговор не сработал, я не давал ей реакции — вообще никакой, решил, что так быстрее успокоится. Всё-таки жаль было девчонку, не хотелось доходить до отчисления. Но моё равнодушие как будто только распаляло её.

Началось всё со взглядов на меня. Долгих, томных, восхищённых. Раздражало, но терпимо. А потом я стал замечать, что на моих парах вырез на блузке Ани каждый раз увеличивался. При этом когда я заходил к группе на другие занятия, там девчонка сидела застёгнутой. Даже не трудилась делать вид, что обнажалась персонально для меня. Наоборот, многозначительно поиграла бровями, стоило мне бросить на неё тогда взгляд — в первый такой обнаруженный мной раз.

Открыто нарывалась? Я ведь помню, как стушевалась от моего категоричного отказа в тот день, когда зашёл к ней Инну искать. Помню, какой несчастной и смиренной стала, когда я дал понять, что больше не потерплю знаков внимания ко мне.

Но теперь Аня, видимо, решила, что даже конфронтация лучше равнодушия. Иначе её закидоны сложно объяснить. Угроза отчисления, оказывается, пугала её меньше. Ведь я продолжал получать записки с сердечками. Рвал их, не открывая. Бывало, что и у неё на глазах. Но и это девчонку не останавливало.

Появлялись новые записки. Помимо них в ход шли и намёки — например, Аня специально громко рассуждала в отвлечённом разговоре с однокурсниками, что не видит смысла жить без любви. Что предпочтёт смерть невзаимности.

Дешёвая манипуляция — тем более что девчонка не выдержала и посмотрела на меня, чтобы убедиться, что я услышал. Но я даже бровью не повёл. И продолжал вести себя как ни в чём не бывало. Поводов бить тревогу не находил, а проблему наглеющей Ани решил отложить до момента, как разгребусь с остальными делами. Своеобразно оставлял ей время — если не отступит до тех пор, придётся выполнять угрозу отчисления.

А потому, проведя у первокурсников последнюю пару и чуть задержавшись со списками, уже собираюсь уходить. Голова кругом от забот — решаю, что сегодня не стану себя перегружать. Вернусь в общагу пораньше, отдохну. Основное сделано, можно дать себе послабления.

Убираю вещи в папку, поднимаюсь…

И только тогда обнаруживаю, что аудитория ещё не пустая. В ней Аня, оказывается, всё это время сидит и ждёт, когда я её замечу.

М-да… Только этой проблемы мне сейчас не хватало. Устал.

— Я вроде как отпустил всех, — сухо подмечаю, бросив ей предостерегающий взгляд.

Аня некоторое время топчется рядом со своей партой, а я борюсь с чувством жалости. Впрочем, недолго и успешно. Оно и вправду ни к чему. А потому, уже не обращая на девчонку внимания, собираюсь просто уйти. Всё равно аудиторию запирать не надо — это у меня и первокурсников последняя пара, а у кого-то ещё будет здесь.

— Владислав Дмитриевич… — неожиданно слышу молящий голос гораздо ближе, чем он мог бы звучать. И когда Аня успела сократить расстояние? — Нам пора поговорить.

С усталым вздохом поворачиваюсь к ней. Наверное, только одно мешает мне проигнорировать эти слова и просто уйти — непривычно серьёзный тон, с какими они сказаны.

— Помнится, я тебе уже всё сказал, — холодно заявляю я.

Пресечь — так сразу. Какой бы страдальческий ни был у Ани вид. В таких разговорах не должно быть места для жалости.

Девчонка неожиданно не теряется. Сначала вздрагивает, как от удара, но мимолётно. И вдруг приближается на шаг.

— Я люблю вас, — решительно заявляет, глядя мне в глаза.

На мгновение замираю — слишком уж ищущий и отчаянный взгляд, да и поступок смелый. Вот так прямо признаться, без всяких экивоков. Аня смотрит так, будто душу обнажает. И ведь верит в то, что говорит, искренна она сейчас. Это мне видно, что ни хрена это не любовь, а для девчонки всё по-другому.

Всё-таки неправильно будет сейчас просто уйти. Поговорить придётся.

— Аня, — мягко обращаюсь. В голову приходят только всякие банальности по типу «ты красивая и очень хорошая девушка, у тебя обязательно всё будет» и прочие неуместные сейчас бла. А потому, недолго думая, я отбрасываю всю шелуху и выдаю суть: — Я люблю другую.

Воу. Не ожидал, как во мне отзовутся собственные слова. Но отдают в голову образом Инны. Я ведь говорил не абстрактно, чтобы отвязаться, а будто даже конкретно. О ней. Осознанно или нет — но это было.

И есть сейчас. Настолько ярко есть, что даже не сразу на Аню переключаюсь. Виснет пауза, и, наверное, стоит как-то успокоить девчонку. Ну или попрощаться нормально, а не просто тупо уйти, оставив её с этой новостью.

Не верю, что Аня с собой что-то сделает, но и разбивать сердца не стремлюсь. Для девчонки всё серьёзно вроде как, ну, по её ощущениям.

— Послушай… — начинаю я, но меня вдруг перебивают:

— Кто она?