«Ближние люди» первых Романовых

При дворе юного царя Михаила Федоровича ближний царский круг стал состоять преимущественно из Романовых и их родственников. Несмотря на смертную вражду, Романовы многому учились у Бориса Годунова. Главные принципы формирования Думы — происхождение и давность службы — остались неизменными, как во времена династии московских великих князей. Только преимущество при назначениях в Думу стали получать аристократы из родственных Романовым родов. Появился новый чин «спальников» — «комнатных людей», служивших во дворце[399], входивших в круг приближенных людей. Со временем определилась роль первого «ближнего человека» — князя Ивана Борисовича Черкасского, ставшего руководителем правительства царя Михаила Федоровича.

Михаил Романов официально стал первым «самодержцем». С 25 марта 1625 года была введена новая печать, где к изображению двуглавого орла добавили корону, и «на печати и в подписи» в «государьском имянованье» появилось слово «самодержец»[400]. Однако такая перемена имела отношение прежде всего к отказу царя от совета с представителями разных «чинов» на земских соборах. Отношения царя и бояр строились на прежних основаниях, разве что добавился еще совет с другим великим государем, как называли отца царя патриарха Филарета. Бояре при царе Михаиле Федоровиче могли попадать в опалу, но их больше не казнили из-за одного царского гнева, как было при Грозном. Самодержец на троне по-прежнему нуждался в боярском совете и не мог обходиться без него. И это было не только правом, но и обязанностью царя, неписаным ограничением царской власти.

«Ближние люди» были одновременно и «сильными людьми». Право сильного основывалось на исключительном значении членов Боярской думы. Царская милость и пожалования боярам часто были, как тогда говорили, «не в образец». Оборотной стороной становился произвол, превращавший ближних царских советников в людей, недоступных для любого суда, как это произошло с боярином Борисом Ивановичем Морозовым. Противодействие «мира» «сильным людям» стало основой московского бунта 1648 года и выступлений в других городах. «На Москве продадут власть», как говорилось в коллективной челобитной восставших, требовавшей от царя Алексея Михайловича убрать из своего окружения Морозова и других мздоимцев. Воля народа не могла подменить собой волю царя, но именно тогда родилась фундаментальная правовая норма, включенная в Соборное уложение 1649 года: «суд и росправа» должны быть «равными» для всех. Конечно, такое правило только декларировало принцип справедливого суда, но «сильные люди» с этого времени перестали находиться под защитой вековой традиции отношения к приближенным царя, которым всё было позволено.

Царствование Алексея Михайловича укрепило институт «ближних людей». Возрождение частного совета царя с «ближними боярами» было обусловлено обстоятельствами начала царствования. По-другому царь не мог действовать, над ним довлело вынужденное обещание московскому «миру» об устранении от дел боярина Бориса Ивановича Морозова. Другая организация высшего управления потребовалась и в новых исторических обстоятельствах, связанных с призванием под «высокую царскую руку» Войска Запорожского в 1654 году, во время большой Русско-польской войны 1654–1667 годов. Условия войны диктовали необходимость непосредственного участия царя в военных и дипломатических делах. Царские решения обсуждались только с самыми доверенными людьми, иногда во время «государевых походов», а не традиционно в Московском Кремле.

Внешним символом нового порядка стало создание Тайного приказа — личной канцелярии царя Алексея Михайловича. Царь выдавал «азбуку» — особый шифр для переписки с немногими придворными, чей совет он ценил выше других. Такой чести удостаивались Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин и сменивший его во главе посольских дел Артамон Сергеевич Матвеев. Царь делился с Артамоном Матвеевым делами, обсуждавшимися в Думе, когда он был еще только стрелецким полковником. Обычно Алексей Михайлович следил за тем, чтобы ничего из обсуждавшегося с ним в разговорах не выходило дальше стен царского дворца. Поэтому есть только одно объяснение такого доверия к Матвееву: он никогда не разочаровывал царя и умел хранить тайны.