«Ближние люди» первых Романовых

Владения Бориса Ивановича перешли сначала по наследству к его вдове Анне Ильиничне Морозовой, а потом, после ее смерти 25 сентября 1667 года и погребения в Чудовом монастыре, к брату боярину Глебу Ивановичу Морозову. После его смерти всё досталось той самой, единственной, знаменитой в исторической памяти «боярыне Морозовой». Даже на суд ее несли в кресле на руках из бывшего двора Бориса Ивановича Морозова, располагавшегося рядом с Чудовым монастырем… Боярыня Морозова погибла в земляной боровской тюрьме в 1675 году, и всё морозовское богатство перешло в казну. Главный собор Чуда архистратига Михаила взорвали в Кремле в ночь на 17 декабря 1929 года вместе с памятной плитой в стене храма, отмечавшей погребение «ближнего человека» боярина Бориса Ивановича Морозова[180].

* * *

…Мало кто из царедворцев XVII столетия повлиял на становление и утверждение неписаного «института власти» московских царей, связанного с присутствием в их окружении первых царских советников, так, как «ближний человек» боярин Борис Иванович Морозов. Аристократ, придворный, боярин, царский родственник, самый богатый человек Русского государства… Но всё перекрывает долгое эхо борьбы с «морозовщиной», связанной с кумовством и злоупотреблениями в приказах… Сегодня мы могли бы чаще вспоминать о боярине Борисе Ивановиче Морозове, видя его вклад — огромное шестиярусное «со многими шандалами» (подсвечниками) серебряное паникадило в кремлевском Успенском соборе, поражавшее современников своей красотой[181]. Но и оно исчезло после наполеоновского нашествия и пожара Москвы в 1812 году…

Часть третья «Друг мой, Сергеич…» Артамон Сергеевич Матвеев

Артамон Сергеевич Матвеев открывает в русской истории плеяду аристократов-царедворцев, всем и полностью обязанных царю. Конечно, бывали и другие бояре, особенно приближенные к царю, но за ними, по обычаю Московского царства, стояли происхождение или близкое родство с царствующим домом. У Матвеева оказался свой путь: сын дьяка, он не только сумел выстроить карьеру при дворе, опираясь исключительно на дружеское расположение царя Алексея Михайловича, но и на века заложил основу могущества при дворе Матвеевых и Нарышкиных. Его правнук — знаменитый фельдмаршал Петр Румянцев, а благодаря следующему поколению этой семьи — братьям канцлеру Николаю Петровичу и Сергею Петровичу Румянцевым — в Санкт-Петербурге в 1831 году был открыт Румянцевский музей, тридцать лет спустя переведенный в Москву. Проходя сегодня мимо главной библиотеки страны в Москве, конечно, вряд ли кто-то вспомнит столь глубокую родословную ее отцов-основателей, но всё же стоит знать и о таком отдаленном историческом следствии возвышения Артамона Матвеева в XVII веке…

Как ему это удалось, в чем состоял исключительный характер службы царского приближенного? Уже его сын, получивший графский титул Андрей Артамонович Матвеев, рассказывая о судьбе отца, сравнивал его с маршалами Франции времен «короля-солнце» Людовика XIV. И поколения спустя Артамона Матвеева вспоминали как «русского Ришелье». Николай Иванович Новиков, опубликовавший анонимную «Историю о невинном заточении ближняго боярина Артемона Сергиевича Матвеева, состоящую из челобитен, писанных им к Царю и Патриарху, также из писем к разным Особам, с приобщением объявления о причинах его заточения и о возвращении из онаго», привел много объясняющую красивую легенду о жизни Матвеева. В Преисловии к «Истории о невинном заточении…» (она издана дважды, в 1776 и 1785 годах, с посвящением фельдмаршалу графу П. А. Румянцеву) Н. И. Новиков рассказывал о том, как Матвееву, вечно занятому на царской службе, было некогда уделить время даже постройке собственного дома. И тогда на помощь пришли облагодетельствованные им жители московского посада, не пожалевшие камней и плит с могил своих предков, пожертвованных на фундамент нового матвеевского дома: