Принимать присягу гетмана Богдана Хмельницкого было направлено посольство во главе с боярином Василием Васильевичем Бутурлиным, окольничим Иваном Васильевичем Алферьевым и думным дьяком Ларионом Дмитриевичем Лопухиным (он и раньше ездил в гонцах к Хмельницкому). Еще один участник прежних посольств к гетману стрелецкий голова Артамон Матвеев должен был снова провожать послов в гетманскую ставку. Конечно, его функции не исчерпывались одной охраной. Включение такого человека, как Матвеев, хорошо знавшего обстоятельства тайных переговоров с Хмельницким, было не случайным. Понимали это и московские послы. Когда их миссия была исполнена, именно Артамон Матвеев был отослан с «сеунчем» — радостной вестью к царю о состоявшейся присяге Войска Запорожского на Переяславской раде 8 января 1654 года.
Для царя Алексея Михайловича это был важнейший момент; в искреннем порыве — получилось! — он лично наградил сеунщика, пожаловав его кафтаном с царского плеча и бросив к ногам дорогую шапку. Такую сцену невозможно было забыть! Даже после объявления войны польскому королю в защиту «царской чести» оставалась возможность отказа казаков Войска Запорожского от прежних договоренностей, а это сразу означало бы крах всей начатой кампании. Оставлять «черкас» за спиной было никак нельзя, и совсем другое дело, когда они присягнули царю на верность. Теперь царь Алексей Михайлович начал готовиться к войне. Артамон Матвеев, уже замеченный и выделенный перед всеми на публичной встрече гонцов, сообщивших о Переяславской раде, вместе со своим приказом стрельцов был назначен царем Алексеем Михайловичем в свой Государев полк.
В государевых походах
Государев полк царя Алексея Михайловича с дворовыми воеводами боярами Борисом Ивановичем Морозовым и Ильей Даниловичем Милославским выступил в Смоленский поход после того, как вперед уже отправилось основное войско во главе с боярином Алексеем Никитичем Трубецким. 18 мая 1654 года состоялся выход царя Алексея Михайловича на войну, рядом с ним были самые близкие, доверенные лица. В этом шествии, где участвовали три тысячи пеших стрельцов, общее внимание привлекал один из командиров, статный человек в богато украшенных одеждах и оружии. Шведский резидент Иоганн де Родес видел в Кремле выход Государева полка и оставил свидетельство об Артамоне Матвееве: «Сам он был великолепно одет, имел блестящее русское вооружение и поверх него вышитой золотом длинный кафтан»[211]
. Вероятно, Матвеев не упустил возможности участвовать в парадном выходе в том самом кафтане, пожалованном ему царем Алексеем Михайловичем за сеунч о присяге казаков на Переяславской раде. Всем своим видом царский приближенный олицетворял появление нового поколения царских слуг.Царь Алексей Михайлович участвовал в распределении полков своего войска и в выработке церемониала выхода в поход. Поэтому парадный проход головы московских стрельцов Артамона Матвеева был не случайным. Об особых надеждах, возлагавшихся царем на своего друга, говорит участие Матвеева в штурме Смоленска 16 августа 1654 года. Стрельцам матвеевского приказа доверили наступление на главные Днепровские ворота. Особую роль позициям отряда под командой Артамона Матвеева придавало то, что царь Алексей Михайлович мог видеть бои у Днепровских ворот с Девичьей горы под Смоленском, где была царская ставка.
Несмотря на все усилия царских войск, защитникам Смоленской крепости удалось ее отстоять. Но после натиска московской армии стало очевидно, что силы сидевших в осаде людей были исчерпаны. Тем временем полки царской армии продвинулись дальше за Смоленск в литовские земли и нанесли поражение гетману Янушу Радзивиллу. Когда в Смоленске стало известно о захваченной в трофеях переписке гетмана Радзивилла с командующим гарнизоном воеводой Филиппом Обуховичем, надежд на поддержку извне в Смоленске больше не осталось. В начале сентября 1654 года при участии Артамона Матвеева начались переговоры о сдаче города. Вместе с комнатными стольниками Иваном Богдановичем и Семеном Юрьевичем Милославскими, стрелецкий голова Матвеев первым вошел в город; именно с их слов царь Алексей Михайлович и узнавал о положении дел в возвращенном Смоленске.
Артамон Матвеев, конечно, подробно вспоминал о своей смоленской службе в челобитной, опубликованной в «Истории о невинном заточении…»: