«Ближние люди» первых Романовых

Переговоры с Хмельницким, поднявшим мятеж в Речи Посполитой, как говорилось, должны были до поры вестись в тайне, чтобы польская сторона не использовала их как предлог для обвинения в нарушении Поляновского мирного договора 1634 года, заключенного после неудачной войны за Смоленск. Каким бы притеснениям, по словам казаков Войска Запорожского, они ни подвергались, всё это оставалось внутренним делом Речи Посполитой. Вступление в войну могло видеться набожному царю Алексею Михайловичу как грех нарушения присяги при заключении договора о мире. Поэтому первые контакты с гетманом и представителями Войска Запорожского, приезжавшими в Москву, велись особым образом, через доверенных лиц, передававших информацию напрямую от царя Алексея Михайловича гетману Богдану Хмельницкому. В ближайшем царском окружении это были бояре Борис Иванович Морозов, Илья Данилович Милославский и патриарх Никон. Но были еще и исполнители, лично встречавшиеся с гетманом Богданом Хмельницким, так никогда и не побывавшим в Москве. Одним из таких людей стал Артамон Матвеев, рассказавший о своих посылках к гетману Хмельницкому «призывать в подданство» сразу же за перечислением служб 1640-х — начала 1650-х годов[208]. С 1646 года его отчим дьяк Алмаз Иванов служил в Посольском приказе и сам был членом посольств в Речь Посполитую, что, видимо, и предопределило первое «дипломатическое» поле деятельности Матвеева.

Переломным в переговорах с гетманом Богданом Хмельницким стал 1653 год. 24 апреля из Москвы в Речь Посполитую отправилось «великое посольство» князя Бориса Александровича Репнина, Богдана Матвеевича Хитрово и дьяка Алмаза Иванова. У московских послов была сложная задача: в последний раз попытаться договориться с польским королем Яном Казимиром о мире, когда уже все были готовы вступить в войну. Чуть позже, 13–14 мая, из Москвы провожали посланников гетмана Богдана Хмельницкого Кондрата Бурляя и Силуяна Мужиловского. Они покидали столицу в сопровождении Артамона Матвеева, получившего наказ о «тайных переговорах», подтвержденный еще личным посланием гетману от патриарха Никона. Хотя это и были будущие союзники, Матвеев держался со старшиной Войска Запорожского настороженно и не раскрывал планов царя Алексея Михайловича. Настолько, что в ответ на попытку писаря Ивана Выговского начать разговор о якобы начавшемся походе царя Алексея Михайловича на Смоленск определенно отвечал: «Несбыточное то дело воевать Смоленск». Такой ответ вполне соответствовал реалиям лета 1653 года и действовавшему договору между московским царем и польским королем. На обратном пути из Чигирина в Москву Артамон Матвеев даже провел осторожную разведку и установил, что стотысячное гетманское войско делилось на 17 полков.

Задача Матвеева состояла в подготовке почвы для союзных действий с гетманом Богданом Хмельницким. И ему это блестяще удалось. Он добился — правда, только на словах — согласия гетмана на прием «в вечное холопство». Важным тактическим преимуществом после этих переговоров стало полученное при его посредничестве обещание Богдана Хмельницкого дожидаться результатов посольства к польскому королю боярина князя Бориса Александровича Репнина. Необходимо было большое красноречие, чтобы склонить Хмельницкого к невыгодному для него промедлению в делах принятия Войска «под высокую руку» московского царя, так как сам гетман не хотел заключать никакого мира с королем Яном Казимиром[209].

Послы, вернувшиеся из Львова, где их принимали король Ян Казимир и его советники, рассказали об отказе польской стороны обсуждать дела казаков Войска Запорожского и преследование православных «в Литве». Царю Алексею Михайловичу особенно запомнился рассказ о том, как его дипломатов принимали «со смехом и щелканьем сабельным». Угроза дипломатам оружием и отказ от обсуждения поставленных вопросов, вместе с существовавшим со времен Смуты вопросом об умалении царского титула, стали основанием для резкого разворота к решению о принятии казаков Войска Запорожского под «царскую высокую руку». Вскоре была объявлена война «за царскую честь»[210].

Артамон Матвеев оставался доверенным человеком царя Алексея Михайловича в контактах с Богданом Хмельницким. Когда решение о принятии казаков в подданство царя Алексея Михайловича было поддержано Земским собором 1 октября 1653 года, необходимо было подтвердить его присягой казаков Войска Запорожского. Их, конечно, еще не рассматривали как обычных подданных московского царя, но в ответ на обещанное покровительство ожидали гарантий ввиду совместных действий в начинавшейся войне с Польшей. Никто не знал, как должна быть организована присяга; прецедентов не существовало, поэтому сторонам оставалось договариваться о приемлемых шагах в направлении взаимовыгодного союза.