«Ближние люди» первых Романовых

Отход от Львова обычно завершает рассказ об итогах кампании царских войск во главе с боярином Василием Васильевичем Бутурлиным «в Запорогах» в 1655 году. Обсуждается еще не ясный вопрос о внезапной опале царя на боярина Бутурлина, из-за чего он якобы покончил жизнь самоубийством, страшась царского гнева. Никакого мнимого гнева царя на своего боярина, конечно, не было. Имя Василия Васильевича Бутурлина открывало «Синодик убиенных на брани» в «Литовском» и «Немецком» походах 1654–1655 годов и поминалось на заупокойных службах в Успенском соборе в Кремле[220]. Однако затянувшиеся до середины ноября военные действия действительно пагубно сказались на судьбе царского войска.

И двадцать с лишним лет спустя, когда Артамон Матвеев вспоминал о тех событиях, он переходил на какой-то летописный стиль, не в силах передать обычным языком то, что ему пришлось пережить:

«А как, Великий Государь, Бояре и Воеводы, и ратные люди пошли из подо Львова, и пришла самая нужда: отец сына, брат брата мечут, и пришол холод и голод, солдаты и стрельцы, Дворяне и пушки все большия, числом всех 59, порох, фитиль и свинец, и всякие ратные припасы покинули на степи и разбежались».

Главный воевода войска, как писал Матвеев, поспешил вперед к Киеву, в то время как полковнику и голове московских стрельцов досталась самая тяжелая военная работа — тащить на себе (в прямом смысле) пушки, другое вооружение и остававшиеся запасы. Можно представить, что это был за поход в начале холодной зимы 1655 года к Белой Церкви и Москве:

«…а Боярин и Воевода Василий Васильевич Бутурлин с товарищи, и которые ратные люди его не покинули, пошол скорым походом наперед для ратных людей, а меня, холопа твоего, оставил с теми пометанными пушки, и со всякими запасы на степи; и я, холоп твой, с остаточными людьми, что у меня, холопа твоего в полку осталось, впрягаясь сами под пушки, все 59 пушек и с запасы допровадил до Белой церкви и до Москвы, а урона вашим, Великаго Государя, ратям не учинил»[221].

В следующем Государевом походе русской армии на Ригу, начатом 15 мая 1656 года, царь Алексей Михайлович оставил Артамона Матвеева при себе. Собрав войско в Смоленске, царь пожаловал воевод за службу «в Литовском походе», в том числе Артамона Матвеева. Приглашение полковника и головы московских стрельцов Матвеева на царский «стол» 17 июня вместе с другими участниками переговоров о сдаче Смоленска, стольниками Иваном Богдановичем и Семеном Юрьевичем Милославскими и дьяком Иноземского приказа Максимом Лихачевым обосновывалось их заслугами по взятию этого города: «за службу, что были они под Смоленским на договоре и на приступе». «А сидели в кривом столе», то есть сбоку от царя, подчеркнул составитель разрядов, так как «в большом столе» сидели бояре и окольничие — главные воеводы царских полков. Артамон Матвеев получил награду: «отлас рудожолтой гладкой, ковш серебрян, 100 рублев денег». 20 июня 1656 года, как торжественно говорилось в разрядах, царь выступил «из своей государевой отчины из Смоленска на недруга своего, на Свейскаго короля, под город под Ригу»[222].

Россия вступала в новую войну, на этот раз со Швецией, а предметом дележа стали литовские земли, утратившие свой особый государственный статус после шведского «Потопа» и взятия Вильно войсками русского царя 29 июля 1655 года. Начинался Государев поход 1656 года, как и все другие походы во главе с царем Алексеем Михайловичем, с больших военных успехов и завоевания городов. Контроль за торговыми путями по Западной Двине к Балтике давал важное преимущество русскому царю, заставляя искать с ним компромисс. Но конечная цель — выход к Балтийскому морю — не была достигнута; защите Риги с моря русским войскам противопоставить было нечего.