– Правда, но не из-за самого диагноза. Ясно, что все смертны. Просто – на какое-то время – возникла страшная иллюзия, что у меня есть родина, есть близкие люди, им можно доверять, к ним можно привязаться, привыкнуть, даже зависеть от них, потому что они ближе отца, которого я не помню, ближе матери, которая вечно упрекает, ближе отчима, который всю жизнь меня ненавидел. Есть близкие люди, которые любят и не хотят меня изменить, просто любят. Но, знаешь, это только на памятниках выглядит искренне: «Помним, любим, скорбим. Родные и близкие», а в жизни вряд ли такое возможно. Где он, кстати?
Денис отводит взгляд.
– Уволился.
– Уволился... И тогда он тоже уволился. А ведь мы с ним не один пуд соли, не одну пачку денег, не одну девчонку… И верил я ему. А все моментально происходит: был близкий человек и вдруг шагнул в толпу посторонних и растворился. И на прощанье сказал что-то вроде: «Увольте меня от этого, не моя проблема». Я бы и не позволил ему сопли мне вытирать. Но не так же… Я понимаю, все понимаю – испугался, и жизнь дорога. Но я тогда точно в таком же положении был – думал, с кем, на ком влетел. Думал и придумать не мог…
– То есть у вас личная жизнь на двоих была? – насилу выговаривает Денис.
– Чисто на двоих не была, но на троих-четверых была. И я за него испугался, ужасно испугался…
– И чем закончилось?
– Ты же видишь, чем закончилось. Я валялся в клинике, а он один раз позвонил, чтобы попрощаться.
– А сам он здоров?
– Думаешь, он мне сказал? Нет. Я ничего не знаю. Честно говоря, он парень рисковый, и не я вовлек его во все это, а наоборот. И что мне теперь – отчет у него требовать? Справку? На дуэль вызывать? Судиться? Проклинать его? Да и неважно уже. Просто случилось горе, которое разделило.
Дениса тоже прошибает холодный пот. Никогда не сомневался в Костике. Нет, сомневался, но дня два, не больше. Это же Костик…
Стефан еще долго рассказывает о ролях в театре, с которым уже попрощался, но Денис слушает молча, никак не реагирует, не задает вопросов, думает о своем.
– Слышал, у тебя тоже проблемы? – спрашивает Стефан в конце их беседы.
– К… какие?
– Обвал заказных статей?
– А, это… ерунда. Это я разрулю. В пятницу ток-шоу на центральном…
– Так это в честь тебя «Слухи»? Мне как-то туманно объяснили, когда приглашали.
– А тебя зачем?
– Я теперь как свадебный генерал. Доживаю последние дни на публике, которой всегда сторонился. На похоронах тоже тусовка соберется, репортеры светских хроник. Даже в театре признают, что играл неплохо, а при жизни критики до костей грызли. Что ни говори, а хорошо быть покойником, хорошо, – Стефан словно вслушивается. – Шуршит слово «хорошо», а не помню, что значит. Наверное, смысл понятий уходит раньше, чем они сами. Вот такие дела, Дэн. Думаю, ты справишься. Это не для записи. Потому что человек ты хороший…
– Ты теперь знать не можешь, от тебя смысл понятий ушел. Да и раньше иллюзии у тебя были, – насилу усмехается Денис. – Страшные иллюзии…
– А я не жалею. Заплатил за них дороговато, но следующей ступени я все равно не вижу. Если не смерть, то что? – Стефан разводит руками. – Я даже рад, что так закончилось. То есть еще не закончилось, но заканчивается.
– А мне сказать хочется на прощанье, что мы всех поборем и победим…
– Ты побори и победи один, – Стефан кивает. – Увидимся на ток-шоу. Ну, и потом… тоже приглашаю.
24. ДОВЕРЯЙТЕ ХОРОШИМ ЛЮДЯМ.
Конечно, есть сценарий, но совсем не такой, какие пишут студенты сценарных отделений кинематографических вузов – с указание оборудования, постановки освещения и конкретных реплик.
Маша отмахивается от Дениса.
– Все обычно будет. Вы же профессионал – сориентируетесь!
Ничего, что прямой эфир, а Денис даже понятия не имеет, кто займет места на полосатых диванчиках. Ждет появления обычного состава – под предводительством оперной дивы Арефеевой, но появляется скромный частный детектив Пичахчи.
– О-е! – ругается про себя Денис.
Других гоблинов не видно. Эфир начинается. Маша кратко «обзирает» конфликт, возникший между Денисом Федуловым и некоторыми гостями его передачи. Денис добавляет, что он человек не конфликтный и, скорее всего, был неправильно понят. Если его передача и окрашена иронией, то это – примета его стиля и отказываться от нее он не собирается. Поскольку никого из оппонентов в студии нет, то и обвинять его некому. Вместо них слово берет Пичахчи:
– Да ведь дело куда серьезнее, куда! Или ваше участие в проекте «Эдем» тоже прикажете считать иронией – по отношению к беззащитным, отчаявшимся, одиноким старикам?
Скромный такой, незаметный детектив. С хваткой питбуля.
– Действительно, дело куда серьезнее. Я оказался обманут точно так же, как и эти беззащитные люди. К сожалению, не заказал детективного расследования, прежде чем принять предложение об участии в рекламе, – отвечает Денис.
– То есть вы хотите сказать, что «Эдем» – не ваш проект? Не бизнес вашей компании?
Вот удар ниже пояса. Разумеется, Пичахчи чует, до какой степени Денис может быть откровенен, спасая не просто свою репутацию, а свою жизнь.