Близость

Он посоветовал послать за моей горничной, чтобы она незамедлительно отвезла меня домой; а когда мисс Ридли запротестовала, мол, мисс Прайер еще не сообщила подробности происшествия мисс Хэксби, он выразил уверенность, что в случае со мной мисс Хэксби согласится и подождать немного. Сейчас я вспомнила, что именно этот человек отказался принять в лазарет бедную Эллен Пауэр. Однако тогда я об этом не думала и испытывала к нему одну только благодарность: если бы в довершение ко всему мне пришлось еще отвечать на вопросы и предположения мисс Хэксби, я бы, наверное, просто умерла.

Мы с врачом вышли в коридор и направились к выходу из корпуса. Когда мы проходили мимо Селининой камеры, я замедлила шаг и содрогнулась при виде непривычного беспорядка в ней: обе двери распахнуты; миска, кружка и ложка валяются на полу; подвесная койка, всегда аккуратно свернутая по миллбанкскому образцу, смята неопрятными складками; книга «Духовный спутник арестанта» разорвана, и на обложке – известковый отпечаток башмака. Врач проследил за моим взглядом и покачал головой:

– Смирная девушка, судя по всем отзывам. Но знаете, даже самая смирная собака порой кидается на свою хозяйку.

Он советовал послать за служанкой и взять извозчика, но я просто не смогла бы сидеть в тесноте кэба, представляя Селину в тесной темной камере. А потому быстро зашагала сквозь ночной мрак, не думая о собственной безопасности. Только в конце Тилт-стрит я пошла медленнее, подставляя разгоряченное лицо студеному ветерку. Мать наверняка спросит, как прошел визит, и мой ответ должен прозвучать совершенно спокойно. Я ведь не могу сказать: «Сегодня одна девушка сорвалась с цепи и ударила надзирательницу. Она впала в буйство и наделала шуму». И не могу не потому, что мать по-прежнему считает арестанток смирными, жалкими и безопасными. А потому, что я непременно истерически разрыдаюсь и выкрикну правду…

Что Селина Доус нарочно ударила надзирательницу и теперь в смирительном камзоле томится в карцере, поскольку не хочет покидать Миллбанк и разлучаться со мной…

Я решила хранить спокойствие, в разговоры с матерью не вступать и тихо подняться к себе. Решила сказать, что неважно себя чувствую и хочу лечь спать пораньше. Однако Эллис, открывшая мне дверь, посмотрела на меня странно, а когда посторонилась, пропуская меня, я увидела в столовой зале празднично накрытый стол с цветами и свечами. Потом в холл вышла мать, бледная от тревоги и раздражения:

– Да как ты смеешь так со мной поступать? Расстраивать мои планы! Заставлять волноваться!

О господи, у нас же сегодня званый ужин, первый после свадьбы Присциллы, а я совсем забыла!

Мать подошла и подняла руку – я отшатнулась, ожидая пощечины.

Но она не ударила. А сдернула с меня плащ и принялась расстегивать воротник платья.

– Снимай с нее платье, Эллис, прямо здесь! – крикнула она. – Нельзя же тащить такую грязь в комнаты, по коврам разносить!

Только тогда я заметила, что вся в известке, – верно, измазалась об стену, когда поднимала мисс Брюер. Пока я стояла в замешательстве, мать ухватилась за один рукав, а Эллис за другой. Они стянули с меня корсаж, и я неуклюже переступила через упавшие на пол юбки. Затем с меня сняли шляпу, перчатки и башмаки, облепленные грязью. Эллис торопливо унесла одежду, а мать схватила меня за руку, покрытую мурашками, затащила в гостиную и закрыла дверь.

Я, как и собиралась, сказала, что мне нездоровится, но мать горько усмехнулась:

– Нездоровится? Нет, Маргарет, нет. Ты всегда держишь в рукаве свой козырь с болезнью. Ты недомогаешь, когда тебе удобно.

– Мне правда нехорошо, – сказала я, – и из-за тебя становится только хуже…

– Однако для поездок в Миллбанк, как я погляжу, ты вполне здорова!

Я взялась за лоб, но мать оттолкнула мою руку в сторону:

– Ты эгоистична и строптива! Я такого терпеть не намерена!

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Пожалуйста, позволь мне пойти к себе и лечь…

– Ты сейчас пойдешь к себе и оденешься, – перебила мать. – Причем оденешься самостоятельно – служанкам сейчас недосуг тобой заниматься.

– Не могу, мама, я совсем не в себе… мне пришлось стать свидетелем ужаснейшей сцены там, в Миллбанке.

– Твое место здесь, а не в тюрьме! – ответила она. – И пора уже показать, что ты это понимаешь. Теперь, когда Присцилла вышла замуж, ты должна выполнять надлежащие обязанности в доме. Твое место здесь. Ты должна быть здесь, рядом со своей матерью, и встречать гостей…

Она продолжала в том же духе, а когда я сказала, что с ней ведь будут Стивен и Хелен, голос ее зазвучал еще резче и пронзительнее. Нет! Она не потерпит! Она не допустит, чтобы гости сочли меня малодушной или эксцентричной, – последнее слово она почти провизжала, брызнув слюной.

– Ты не миссис Браунинг, Маргарет, как бы тебе ни хотелось быть ею. Ты вообще не какая-нибудь миссис Знаменитость. Ты всего лишь мисс Прайер. И твое место – сколько еще повторять? – твое место здесь, рядом с матерью!