Голова у меня начала болеть еще в Миллбанке, а теперь просто раскалывалась. Но когда я сказала об этом матери, она махнула рукой и ответила, мол, надо принять хлорал и все пройдет. У нее сейчас нет на меня времени, я могу сама взять лекарство. И она сказала, где его держит, – во внутреннем ящичке бюро.
Я поднялась к себе. В холле я встретила Вайгерс и отвернула лицо, когда она изумленно округлила глаза, увидев меня с голыми руками, в нижних юбках и одних чулках, без обуви. На кровати лежало мое платье и брошь к нему. Я все еще возилась с застежками, когда к дому подкатил первый экипаж – кэб, в котором приехали Стивен и Хелен. Без помощи Эллис я была как без рук; на поясе платья вылезла какая-то проволочка, и у меня не получалось затолкать ее обратно или хотя бы загнуть, чтоб не кололась. В висках пульсировала боль, и я плохо соображала. Когда я вычесывала из волос известку, щетка казалась набранной из стальных иголок. Я видела свое отражение в зеркале: глаза обведены темными кругами, похожими на синяки; ключицы остро торчат, как лезвия ножей. Я прислушалась к голосу Стивена, раздававшемуся двумя этажами ниже, удостоверилась, что дверь гостиной закрыта, после чего спустилась в комнату матери и отыскала хлорал. Я приняла двадцать гранул, а потом, немного подождав, когда лекарство подействует, но так ничего и не почувствовав, приняла еще десять.
Тогда кровь в моих жилах словно загустела, лицевые мышцы налились тяжестью, боль за лобной костью несколько притупилась, и я поняла, что хлорал действует. Я поставила склянку обратно в ящичек, очень аккуратно, как поставила бы мать. Потом сошла вниз, чтобы стоять рядом с матерью и улыбаться гостям. Она лишь раз взглянула на меня, проверяя, опрятно ли я выгляжу, и больше не смотрела. Однако Хелен подошла ко мне и поцеловала.
– Я знаю, вы поссорились, – шепнула она.
– Ах, Хелен, как же я жалею, что Присцилла уехала! – пробормотала я.
Потом я испугалась, что она учует запах хлорала на моих губах, и поспешно взяла у Вайгерс с подноса бокал вина, чтобы его перебить.
Вайгерс взглянула на меня и тихо сказала:
– У вас шпильки из прически вылезли, мисс.
Она на минуту уперла поднос в бедро и свободной рукой воткнула шпильки поглубже – внезапно мне показалось, что еще никто никогда не проявлял ко мне такой заботы.
Потом Эллис ударила в обеденный гонг. Стивен взял под руку мать, Хелен пошла с мистером Уоллесом, а меня повел мистер Данс, жених мисс Палмер. У мистера Данса бакенбарды и очень высокий лоб. Я сказала… правда, сейчас у меня такое впечатление, будто слова произносила какая-то другая женщина… так вот, я сказала:
– У вас очень занятное лицо, мистер Данс! В детстве отец рисовал мне лица наподобие вашего. Если перевернуть лист вверх ногами, оно превращается в совсем другое лицо. Помнишь папины рисунки, Стивен? – Мистер Данс рассмеялся, Хелен недоуменно на меня посмотрела, а я продолжила: – Вы должны встать на голову, мистер Данс, и показать нам второе ваше лицо, которое вы от нас прячете!
Мистер Данс снова рассмеялся. Помню, он смеялся на протяжении всего ужина, причем во все горло, и в конце концов страшно утомил меня своим хохотом. Я зажмурилась и надавила пальцами на веки.
– Сегодня Маргарет выглядит усталой, – сказала тогда миссис Уоллес. – Ты устала, Маргарет? Ты слишком уж волнуешься о своих подопечных.
Я открыла глаза. Свет свечей на столе показался нестерпимо ярким.
– Что за подопечные, мисс Прайер? – поинтересовался мистер Данс, и миссис Уоллес ответила за меня, что я посещаю Миллбанкскую тюрьму и подружилась там со всеми арестантками.
Мистер Данс вытер рот салфеткой и сказал: ну надо же, как интересно!
Торчащая из пояса проволочка колола все сильнее.
– Судя по рассказам Маргарет, порядки там крайне суровые, – услышала я голос миссис Уоллес. – Но эти женщины, разумеется, привычны к тяжелой жизни.
Я уставилась на нее, потом перевела взгляд на мистера Данса.
– Мисс Прайер ездит туда, чтобы их изучать? – спросил он. – Или обучать?
– Чтобы утешать и воодушевлять, – ответила миссис Уоллес. – И наставлять на путь истинный…
– А, понимаю…
Теперь расхохоталась я. Мистер Данс повернулся ко мне и удивленно моргнул.
– Должно быть, вы нагляделись там такого, что не приведи господь, – сказал он.
Помню, я уперлась глазами в его тарелку, где лежали булочка, кусок сыра в голубых прожилках и нож с костяной ручкой, на лезвии которого блестел завиток масла, покрытый бисеринками влаги, словно испариной.
– Да, я всякого там нагляделась, – медленно заговорила я. – Видела женщин, утративших способность связной речи, потому что надзирательницы принуждают их к постоянному молчанию. Видела женщин, нанесших себе телесные повреждения, чтобы хоть как-то разнообразить свое тоскливое существование. Видела женщин, доведенных до безумия. Одна женщина прямо сейчас умирает от холода и недоедания. Другая выколола себе глаз…