Близость

Миссис Джелф склонила голову набок и нахмурилась:

– Духи? Но зачем ей было говорить такое, мисс Прайер?

Я не ответила. Меня опять заколотила дрожь. Я отошла от стола к камину и прижалась лбом к мраморной полке, а миссис Джелф встала, подступила ко мне и дотронулась до плеча.

– Вы знаете, что вы наделали? – простонала я. – Знаете? Они одурачили нас обеих, а вы им помогли! Вы, с вашей добротой!

– Одурачили? – переспросила она. – О нет, вы просто не поняли…

– Напротив, я все наконец-то поняла, – перебила я, хотя на самом деле даже тогда понимала еще не все, еще не полностью. Но и того, что я уже знала, казалось достаточно, чтобы убить меня. На несколько секунд я застыла в оцепенении, потом вскинула голову – и вновь бессильно уронила.

Ударившись лбом о полку, я ощутила давление тесной бархотки на своем горле. Я отскочила от камина и начала рвать ее с шеи трясущимися пальцами. Миссис Джелф смотрела на меня, зажав рот рукой. Я отвернулась, продолжая яростно дергать бархотку, лихорадочно ковырять замочек коротко остриженными ногтями. Но она не снималась, не желала сниматься! А казалось, только туже стягивала шею! Наконец я огляделась вокруг, ища что-нибудь себе в помощь. Наверное, я бы вцепилась в миссис Джелф и, притиснув ее рот к своему горлу, заставила бы зубами перегрызть душащую меня ленточку, если бы прежде не увидела папин сигарный нож. Я его схватила и принялась резать бархотку.

Миссис Джелф взвизгнула и пронзительно закричала: «Вы поранитесь! Горло себе перережете!» Она закричала – и рука у меня дрогнула, и лезвие скользнуло по шее. Я ощутила на пальцах кровь, на удивление горячую для моего мертвенно-холодного тела. Но также ощутила, что бархотка наконец лопнула. Я отшвырнула ее прочь – она упала на ковер и осталась там лежать, изогнувшись буквой «S».

Я выронила нож и привалилась бедром к столу. Меня так трясло, что папины ручки и карандаши тихо перестукивались в подставке. Напуганная миссис Джелф бросилась ко мне и схватила за руки. Потом свернула свой носовой платок в подобие тампона и прижала к моей окровавленной шее.

– Мне кажется, вы очень больны, мисс Прайер, – торопливо заговорила она. – Позвольте мне сбегать за мисс Вайгерс. Мисс Вайгерс вас успокоит. Она обеих нас успокоит! Давайте мисс Вайгерс придет и расскажет все как есть…

Она продолжала в таком же духе – мисс Вайгерс, мисс Вайгерс, – и каждый раз имя было мне как пилой по сердцу. Я снова вспомнила Селинины волосы, положенные на мою подушку. Вспомнила медальон, украденный из моей комнаты, пока я спала.

Я по-прежнему сотрясала стол своей дрожью, и на нем все подпрыгивало.

– Почему они так поступили, миссис Джелф? – сдавленно вымолвила я. – С таким тщательным, таким хитрым расчетом?..

Я подумала о цветах апельсина, о бархотке, которую нашла меж страниц дневника.

Подумала об этой вот тетради, где писала обо всех своих тайнах – о своей страсти, свой любви, о деталях нашего побега…

Перестук карандашей разом прекратился. Я зажала ладонью рот и простонала:

– Нет! Только не это, только не это!

Миссис Джелф снова взяла меня за руку, но я вырвалась и, спотыкаясь, вышла из кабинета в тихий темный холл.

– Вайгерс! – крикнула я, и мой жуткий, надломленный крик прокатился эхом по пустому дому, чтобы кануть в еще более жуткую тишину.

Я кинулась к сонетке и дергала шнур, пока он не оборвался. Я бросилась к двери под лестницей и крикнула в подвал – там было темно. Я вернулась в холл, где стояла миссис Джелф с окровавленным платком в дрожащей руке и испуганно на меня смотрела. Я поднялась по лестнице – заглянула сначала в гостиную, потом в материну спальню и в комнату Прис, не переставая отчаянно звать: Вайгерс! Вайгерс!

Никакого ответа, вообще ни звука, кроме собственного моего прерывистого дыхания и моих неровных шаркающих шагов.

Наконец я достигла своей комнаты. Дверь была приоткрыта – в спешке Вайгерс даже не подумала ее затворить.

Она забрала все, кроме книг, которые повыкидывала из коробок и свалила грудой на ковре. Вместо них она взяла вещи из моей гардеробной: платья и плащи, шляпы и ботинки, перчатки и броши – вещи, которые превратят ее в даму; вещи, за которыми она ухаживала в свою бытность служанкой здесь: чистила, гладила, аккуратно складывала, содержала в опрятности, содержала в готовности. Разумеется, забрала она и всю одежду, купленную мной для Селины. А также деньги, билеты и паспорта на имена Маргарет Прайер и Мэриан Эрл. Забрала даже волосы, тщательно мной расчесанные и заново заплетенные в косу, чтобы уложить вокруг Селининой головы, скрыв следы тюремных ножниц.

Она оставила мне только мой дневник. Аккуратно положила в стол, предварительно протерев обложку, – так радивая служанка убирает на место поваренную книгу, когда выпишет нужный рецепт.