Близость

Она отвернулась от меня, пряча глаза; а когда я ошеломленно проговорила: «О боже…», она вскричала:

– Значит, вы все же считаете меня безнравственной! Ах! А ведь она обещала, обещала…

Шестью часами раньше я кричала из окна в ненастную ледяную ночь и с тех пор все не могла толком согреться. Но сейчас я словно обратилась в холодный мрамор – вся застыла, только сердце колотилось с такой силой, что я боялась рассыпаться на осколки.

– Что она обещала? – прошептала я.

– Что вы обрадуетесь! Что вы обо всем догадаетесь, но никому не скажете! Я и думала, что вы давно догадались! Иногда вы смотрели на меня так, будто все знаете…

– Ее забрали духи, – сказала я. – Друзья-духи. – Но слова внезапно показались отвратительными, я с трудом их выдавила.

– Ах, если бы… если бы духи! – простонала миссис Джелф. – Но ведь это я, мисс Прайер! Это я украла для нее форменный плащ с башмаками! Это я провела ее через весь Миллбанк – говорила караульным, что со мной мисс Годфри, мол, у нее горло болит, вот и кутается в шарф.

– Вы провели ее?.. – проговорила я.

– В девять часов, – кивнула миссис Джелф. – Такого страху натерпелась – думала, вот-вот завизжу или меня вырвет.

– В девять часов? Но ведь ночная надзирательница, мисс Кадмен, в полночь услышала какой-то шум. Она заглянула в камеру и увидела Селину, крепко спящую в койке.

Миссис Джелф опустила голову:

– Да ничего мисс Кадмен не видела. Она вообще не заходила в блок, покуда мы не ушли, а потом сочинила историю. Я дала ей денег, мисс Прайер, и ввела в грех. Теперь ее саму посадят в тюрьму, если все вскроется. И виновата буду я! О господи!..

Она опять застонала, заплакала и начала раскачиваться на стуле, обхватив себя за плечи. Я смотрела на нее, все еще пытаясь осмыслить услышанное; но ее слова казались раскаленными острыми камнями, крепко ухватить которые я не могла, только переворачивала так и этак в нарастающей панике отчаяния. Не было никаких духов – были только матроны. Миссис Джелф, грязный подкуп и воровство. Сердце мое продолжало бешено биться. Я по-прежнему сидела не шевелясь, подобная мраморной статуе с недвижным взором.

– Но почему?.. – наконец выговорила я. – Почему вы такое сделали… для нее?

Миссис Джелф взглянула на меня, и взгляд ее был ясен.

– Разве вы не знаете? И не догадываетесь? – Она глубоко вздохнула и чуть задрожала. – Селина вернула мне моего сыночка, мисс Прайер! Передавала послания от моего малыша, который на небесах! Приносила мне весточки и подарки разные – так же, как вам приносила послания от вашего отца!

Я окончательно лишилась дара речи. Миссис Джелф теперь уже не плакала, и голос ее, прежде надтреснутый, стал почти счастливым.

– В Миллбанке меня считают вдовой… – начала она и на миг умолкла.

Поскольку я не издала ни звука и даже не пошелохнулась (только сердце мое застучало пуще прежнего и колотилось все сильнее с каждым ее словом), она приняла мой оцепенелый взгляд за выжидательный и заговорила снова. Ну и все мне выложила.

– В Миллбанке меня считают вдовой, и вам я сказала, что служила горничной. Только и то и другое неправда, мисс. Да, замужем я была, но муж мой не умер – насколько мне известно, во всяком случае: я уже много лет его не видела. Я вышла за него совсем молоденькой и впоследствии пожалела, потому как вскорости встретила другого мужчину – джентльмена! – который, мне казалось, полюбил меня всем сердцем. От мужа я родила двух дочек и хорошо о них заботилась, а спустя время опять понесла дитя, на сей раз… стыдно сказать, мисс… от того джентльмена…

Джентльмен ее бросил, а муж избил и выгнал из дому, оставив дочерей себе. С какой ненавистью думала она тогда о своем еще не рожденном ребенке, какие грешные помыслы вынашивала! В Миллбанке она никогда не была жестока к бедным женщинам, осужденным за детоубийство. Видит бог, как близка была она к тому, чтобы стать одной из них!

Миссис Джелф судорожно вздохнула. Я не сводила с нее глаз и по-прежнему молчала.

– Тяжко мне тогда пришлось, – продолжала она, – в нищете да в унынии. Но когда родился ребенок, я его полюбила! Родился он прежде срока и уж такой был хиленький, что казалось, чуть не так тронь – и помрет. Но он выжил, и я стала работать – только ради него! – на себя мне было наплевать. Трудилась с утра до ночи, в самых ужасных заведениях, все ради сыночка моего! – Она сглотнула. – Ну а потом… – (В четыре года ребенок все-таки умер. Ей казалось, жизнь закончилась.) – Уж вы-то знаете, мисс Прайер, каково это – когда у тебя отнимают самое дорогое на свете…

Какое-то время она работала еще в более гнусных заведениях, чем раньше. Но ей было все равно, она согласилась бы и в аду работать…

А потом одна знакомая рассказала про Миллбанк. Жалованье там высокое, поскольку идти в надзирательницы никто не хочет; а ей было достаточно и того, что теперь она сытно питается и получила в свое пользование комнатку с очагом и стулом. Поначалу все арестантки казались на одно лицо.