Два года назад этой таблички здесь точно не было. Впрочем, не исключено, я просто не обращала на нее внимания, поскольку тогда совершенно не интересовалась спиритизмом. Теперь же при виде ее я на мгновение остановилась, потом подошла ближе. Разумеется, я невольно подумала о Селине (мне все еще непривычно писать ее имя). Возможно, до тюрьмы она бывала здесь. Возможно, когда-нибудь она проходила мимо меня, вот на этой самой улице. Я вспомнила, как однажды ждала Хелен вон там на углу, еще в первые дни нашего знакомства. Возможно, именно тогда Селина и прошла мимо.
Какая странная мысль! Еще раз взглянув на табличку, я перевела глаза на дверную ручку. А потом решительно взялась за нее, повернула и вошла внутрь. В тесном холле нет ничего, кроме узкой лестницы: все помещения расположены на втором и третьем этажах, над лавкой. Лестница приводит к двери в маленькую контору, красиво обшитую деревом, с двумя окнами, забранными деревянными жалюзи, которые сегодня из-за тумана были плотно закрыты; в широком простенке висит большая – и скверно написанная – картина «Саул у Аэндорской волшебницы». Пол застлан темно-красным ковром, и посреди комнаты стоит письменный стол. За ним сидели бок о бок дама с газетой и джентльмен. На груди у дамы красовалась брошь в виде молитвенно сложенных рук, каковая эмблема порой встречается на могильных плитах. Джентльмен был в шелковых домашних туфлях. При виде меня оба улыбнулись, затем приняли сокрушенный вид.
– Боюсь, лестница у нас очень уж крутая, – сказал джентльмен. – Жаль, что вам пришлось зря подниматься! Вы хотели увидеть демонстрацию? Увы, она отменена из-за тумана.
Он держался очень просто и дружелюбно. Я ответила чистую правду: что про демонстрацию мне ничего не ведомо, просто я совершенно случайно заметила табличку у двери, ну и заглянула из любопытства. Сокрушенное выражение лица у обоих вмиг сменилось самым глубокомысленным.
Дама кивнула и значительно промолвила:
– Случайность и любопытство. Какое чудесное сочетание!
Джентльмен потянулся пожать мне руку. Он мужчина деликатнейшего сложения, со столь узкими кистями и ступнями, каких я, кажется, еще ни разу в жизни не видела.
– Боюсь, нам нечем заинтересовать вас, – вздохнул он, – в такую-то погоду, когда все наши постоянные посетители сидят по домам и носу к нам не кажут.
А читальный зал? – спросила я. Открыт ли он? И можно ли мне им воспользоваться?
Открыт, воспользоваться можно, но придется заплатить шиллинг. Сумма не показалась мне разорительной. Меня попросили написать свое имя в журнале, лежавшем на столе. «Мисс Прай-ер», – прочитал мужчина, наклонив голову набок. Затем он представил мне даму: мисс Кислингбери, секретарь. Сам же он – руководитель Ассоциации мистер Хизер.
Он отвел меня в читальный зал, который показался мне весьма скромным – вроде библиотеки при каком-нибудь клубе или маленьком колледже. Всего три или четыре стеллажа, до отказа забитые книгами, и реечная стойка с развешанными на ней – точно белье на просушке – газетами и журналами. Стол, кожаные кресла, множество фотографий на стенах и застекленный шкаф, заполненный диковинными, если не сказать ужасными предметами, о чем, впрочем, я узнала несколько позже. В первую очередь я подошла к книжным стеллажам – и тогда сразу почувствовала себя увереннее. Ибо, честно говоря, я уже начала задаваться вопросом, зачем вообще зашла сюда и что надеялась здесь найти. А у стеллажа хотя бы… ну, книга может быть самого странного содержания, но ты, по крайней мере, всегда точно знаешь, как перелистывать страницы и читать текст.
Пока я осматривала полки, мистер Хизер перешептывался с единственной читательницей здесь – пожилой дамой, сидевшей за столом и рукой в нечистой белой перчатке прижимавшей страницы брошюры, чтоб не закрылась. Она сделала нетерпеливый призывный жест, едва только мистер Хизер вошел.
Теперь же она приглушенно воскликнула:
– Просто поразительный текст! В высшей степени вдохновительный!
Она восторженно взмахнула рукой, и брошюра тотчас захлопнулась. Я разглядела заглавие: «Одическая сила».