Их с отцом Старая Каштановка поразила. Они такого не ожидали. Сами представьте, вы уехали из обжитого села, на край света, в голую степь, несколько лет жили в землянке, топили кизяками и бурьяном, хлестались на работе, сами новое село отстроили, хозяйство подняли, наконец, зажили. У вас и дом уже оцинкованным железом крыт, и в клуб вы ходите в галстуке и тут — такое! Там, где не надо было начинать с землянок!!!
Избы, крытые соломой! Во многих — полы земляные. Вши! Вши у народа! «Чушки» — так называл дед старокаштановцев.
В чем причина? Проклятый сталинизм?! Что-то до Ленинского «проклятый сталинизм» не дотянулся. Наверно, далеко было тянуться.
А всё дело в том, что приехали в хорольскую степь начинать с землянок не кто-нибудь, а бывшие красноармейцы…
…Два эпизода. Уже при совхозе, когда конеферма стала конюшней, а дед был уже на пенсии, его совхозное начальство попросило поработать конюхом. Лошади еще тогда были нужны в хозяйстве. Дедушка на работу и с работы, и на обед домой, ездил на коне, ставил его на ночь в сарай и насыпал полведра ячменя ему. Своего, разумеется. Баба Таня ругалась:
— Ты не в колхозе уже!
Дед только отмахивался. Иногда, пообедав, он брал меня, своего любимого внука, с собой в конюшню. Сажал на седло перед собой и мы галопом — по селу. Радости было у меня!
Утром дед выдавал скотникам молочной фермы лошадей для работы, сбрую и телеги. Вечером принимал назад. Один раз я был свидетелем случая, почти напугавшего меня, мне лет 6 было. Скотник сдавал коня и сбрую и на плече лошади дед заметил свежую потертость. Молча снял с гвоздя на стене кнут и мужика им. Того с ног сдуло. Конечно, крик от боли, рубашка на груди треснула, кровь.
— Больно? А коню как? Сейчас еще добавлю.
И мой дед не был исключением. Его сосед и потом родственник — дети поженились, дед Бабенко, работал при колхозе в МТС трактористом, а потом в совхозе. Он получил первый трактор «Беларусь» с кабиной. Это примерно 57–58-ой годы. И работал на нем уже даже на пенсии, лет десять–пятнадцать. Когда окончательно уходил на пенсию и сдавал трактор, за этот «Беларусь» чуть не дрались. От нового отказывались, этого старичка хотели. Он через 10–15 лет эксплуатации как будто только что с конвейера сошел. Причем, дед Бабенко был ударником и передовиком, орденоносцем.
Это совершенно другое отношение к собственности и работе. «Колхозное — это моё». Привычка даже при совхозе сохранялась. В Старой Каштановке таких привычек в народе не было.
Моя мать, Мария Алексеевна, в девичестве Чекашова, как раз в это время гостила у своей матери, Ксении Яковлевны Чекашовой. В 15-летнем возрасте мать завербовалась на разработки торфа в Калининской области и сбежала из каштановской нищеты. Потом работала на стройках Калинина. Всю жизнь вспоминала те годы, как самые счастливые. На танцах с отцом и познакомились.
Родилась мать в 1936 году, последней в семье. Все старшие — братья, пять человек. Отец матери был вторым мужем бабы Ксении, куда первый делся — не знаю, честно говоря. Какие-то смутные воспоминания о рассказах, о каком-то несчастном случае.
Старший сын, дядя Саша Адманзин, был от первого мужа. Отчим парнишку не очень жаловал. Перед войной Сашу выпросили себе дальние бездетные родственники, уехавшие в Сталинград. Дядя Саша, наш с братом любимый дядька, много рассказывал о почти сказочной жизни в Сталинграде, о том, какая у них была умная немецкая овчарка, сама в магазин за хлебом ходила с запиской и деньгами за ошейником. Дядя Саша нас с братом и заразил собаками, своими рассказами.
В 1942 году, во время эвакуации, он попал под бомбежку. Мальчишку покалечило сильно, переломы рук и ног, да еще сильная контузия, после которой он всю жизнь страдал от периодических эпилептических припадков. Стал инвалидом. Всю жизнь прожил с матерью и раньше ее умер.
К 1961-му году остальные братья уже жили своими семьями. Удачней всех судьба обошлась с дядей Егором, вторым по старшинству после дяди Саши.
Дело в том, что Старая Каштановка — Пензенская область, а не Мордовия. Там не было мордовской школы. Попробуйте своего ребенка из вашей русскоговорящей семьи, который не знает никакого языка, кроме русского, отдать сразу в английскую школу. Думаете, он станет экспертом в английском языке? Думайте. А уж другие предметы пролетят мимо его сознании, почти не задев мозга. В семье бабки Ксении говорили исключительно на мордовском. А дядю Егора тоже выпросили себе одинокие старики, его дедушка и бабушка по отцу, жившие в Мордовии, он там пошел в мордовскую школу. Результат — закончил институт (уже не мордовский, конечно), работал агрономом сначала в МТС, потом в совхозе. Все остальные дети, включая мою мать, остались полуграмотными.