BLOGS

Бердянск - городок на Азовском море, родина моего отца. Отсюда он ушёл на фронт в сентябре 41-го, сюда пришёл на пепелище в декабре 44-го на костылях после восьми месяцев госпиталей. Я здесь бывал десятки раз в детстве, а вот с сыном впервые, и каждую свободную минуту рассказываю ему -здесь дед жил, тут рыбачил, не мог на вёслах упираться ногами, так приходилось костыли в живот упирать. Вот тут были виноградники, а тут сад, что фашист спалил... «От Колонии и Слободки до порта и Лисок не было ни одного живого здания. Они, гады, уходя, тут фаер-шоу устроили... Жгли все из огнемётов. Несколько киносъёмочных групп работало. Когда документальные кадры показывают про Отечественную войну, и там немцы жгут дома - знай, процентов семьдесят съёмок -это здесь, в Бердянске... Я в справочнике эту цифру обнаружил».

- Я не приехал, я местный...

- Совсем местный? Прямо из Бердянска? - удивляюсь я.

- Прямее не бывает: я вот отсюда, со Слободки. И уже тридцать восемь лет тут живу, - он показывает своей волосатой медвежьей рукой на домики за старым клубом.

- Тогда вы знаете, что вот здесь, между вашим баром и клубом, был памятник...

- Конечно, - Вадим усмехается, поняв, что я не просто к флагу докопался, что разговор тут серьёзный - за жизнь. Я все ещё не могу внутренне собраться от удивления, что Вадиму всего тридцать восемь (внешне ему можно мои пятьдесят дать) и что он местный. А Фаддей озирается: «Где тут клуб? Какой клуб?» Как объяснить пацану, что вон то серенькое здание с колоннами, которое меньше бара, а фасадом даже скромнее соседней пиццерии, когда-то гордо возвышалось над саманными хатками рыбаков, а в 60-е годы было настоящим культурным центром этой слободской окраины города.

- Конечно... Здесь был памятник Ленину, - говорит Вадим. Он показывает правильно - на то место, где сейчас ступеньки с деревянного помоста барного танцпола. - А вы тоже, что ль, отсюда? Чи бывали у Бердянске когда?

Точно. Вадим бердянский. Только местные так говорят - с мягким «н», бердянЬский, БердянЬск... Приезжие не могут этому научиться. Это диалектное местечковое. Не говоря уж про «чи», «или», то есть.

- А потом этот памятник перевезли на гору, та... С теми перестройками, - «гэ», конечно, не только бердяньское, но в данном случае оно совсем бердянское, потому что есть ещё это «та». Нигде не встречал. Даже в Одессе если и есть «та», не бывает там такой недоговорённости, как здесь - в азовском приморье. Та... Это и «сами знаете», и «не говори!», и «мама дорогая, не пересказать», и «ещё бы», и «прошло-пропало»... Плюс интонация.

- А памятник матросу помните? - с надеждой смотрю в глаза рябого. Даже подпорченный глаз выразителен. Здоровяк все больше заводится нашей беседой. Из-за занавесок и коробок в глубине помещения с любопытством выглядывает Халя. -Если вы со Слободки, то должны помнить... Или, может, рассказывал кто. Не могли же все забыть...

- О! И тот памятник вы знаете?!! Я вам скажу... ну, я вам скажу... - он берет меня под локоть, как бы приглашая подойти прямо к месту. - Я плохо помню. Может, даже мне кажется, что я помню, но на само деле не помню - то просто отец рассказывал... Мой отец того матроса нашёл. Не поверишь... (Вадим почему-то переходит на «ты». Наверное, из-за гордости за отца, а, может, из-за желания о важном по-братски просто рассказать, теснее.) Ему в сорок пятом одиннадцать лет было... Да... Рано утром они мелочь после прибоя собирали... Ну та... знаете, голодуха, море там рыбку выкинет, там краба. Вот они с пацанами... А тут, вон в там - он показывает на красивый двухэтажный дом, - там раньше хатка была рыбачья, там солдат жил, его звали дядей Ваней. Солдат тот на костылях был, живой вернулся и оклёмывался тоже тут, у моря... Рано утром как-то пацаны на берегу увидели мёртвого матроса... Потраф-леный... Та... Хто знает, сколько он в воде был?! Клеши в лохмотьях, тельняшка...

- Тогда минный тральщик подорвался... Шесть человек погибло. Редкий случай, но всех шестерых из воды подняли, -перехватываю я Вадима. Он, конечно же, понял, что напоролся на какого-то «странного дядьку», что его собеседник с сыном тут не просто так. Даже слегка заулыбался, весь включился. -Дольше всех потерянным считался этот, шестой. И думали, что он и есть с тральщика... Но это был неизвестный матрос. Ниоткуда. Потому что водолазы осенью того же сорок пятого нашли настоящего шестого под водой, прижатого рамой радиорубки... А тот дядя Ваня, солдат на костылях - это мой отец... И прибежали пацаны к дяде Ване. «Там матрос убитый!» Так?

Вадим аж ладонями по ляжкам хлопнул. Потом темпераментно поднял руки к небу: