BLOGS

В келью заходит иеромонах Николай. Высокий, красивый (на службе в храме его выправка показалась военной), умный. Ему лет 30-35. Мой ровесник. Позже он расспрашивал меня про Север, про духовную жизнь у нас, в Коми, о политике, упоминал о Стефане Пермском со знанием вопроса. Несколько фраз, которыми мы перебросились, и отрывочные разговоры позволяли угадать в отце Николае человека с действительно Высшим образованием.

- Такая бутылочка тебе сгодится? - выходит из хозяйственной комнатки отец Филарет и выносит полуторалитровую капроновую пустую бутылку, в каких у нас продают подсолнечное масло.

- Хорошая бутылочка. Храни тебя Господи, отче. Но, может, ты помоешь её, а?

Отец Филарет опять хмыкает и спрашивает:

А куда ты с бутылочкой собрался?

- В Уранополис.

- А благословения у игумена попросил?

- Попросил. Да он не дал благословения...

- А как же ты пойдёшь?! Соблазны будут. Вот точно я тебе говорю: соблазны будут. Попадёшься в соблазны - и всё! - кипятится о.Филарет.

- А я сейчас пойду благословения у святого Пантелеймона попрошу...

- А игумен на что?

Иеромонах Николай смотрит на нас (так, чтобы не видел Филарет) строгим лицом и брызжущими от смеха глазами.

- Может, ты благословишь, отче? А? - но о.Филарет уже угадал шутки иеромонаха Николая и теперь подыгрывает ему.

- Ага. Раз такое дело - я тебе пробку от бутылочки не дам. С благословением вернёшься, а там как раз бутылочка подсохнет, - он устанавливает бутылочку кверху дном, и в интонациях его проявляются нотки кота Матроскина из мультика «Каникулы в Простоквашино». - А нет, так проси пробочку тоже у святого Пантелеймона...

Шутки монахов случаются вольные и невольные. Порою сама ситуация бывает комической в силу бытовых недоразумений или несовпадений. Но специально монахи не хохмят. Это грех. Другое дело, хохма как проявившаяся радость, как многогранность виденья бытия.

...Таскаем посуду и сундуки с утварью и одеждой. Несколько послушников, иеромонах и я берём ящики и - по ступенькам в монастырь. Не тяжело, но по жаре хождение туда-сюда не самое приятное. Каждый раз, когда возвращаешься к ящикам, в голове мысль: «Сейчас вернусь, а там братия уже последние подняла... » В наказание за такие мысли как раз последний сундук и последний ящик выпадает мне и одному из послушников. Сундук можно тащить только вдвоём, взяв за ручки с кованых боков. Один-единственный неполный ящичек тоже оставлять не резон. Ставим ящик на сундук, одной рукой придерживаем с разных сторон, другой - поднимаем сундук. Тащим враскорячку. Неудобно ужасно.

Прямо у ворот в монастырь на нас выскакивает здоровенный послушник. С радостной улыбкой: дескать, вот, а мне уже ящичка не досталось. Как-то он, бедный, не заметил, что мы-то прём поклажу в два этажа! Мы же от радости, понятно, тоже не молчим.

- Помоги, Христа ради! А то ведь посуду, не дай Бог, побьём...

В одну секунду на лице здоровяка-послушника состоялось несколько спектаклей: шекспировские страсти - от досады, трагедии и ужаса до благоговейного смирения и печали... (о нас).

- Храни вас Господи, - говорит он нам. - Даст Бог, донесёте. Совсем чуток осталось...

Мы загибаемся от смеха. Он, кажется, тоже; мелко семенит, удаляясь от нас, и крестится...

В русском кунаке (представительстве) в карее - административной столице Афона - отец Иаков занимался отбором каких-то хозяйственно необходимых вещей для монастыря св.Пантелеймона. Ждала машина.

Подошёл пожилой монах с тремя молодыми монахами. Попросил о. Иакова оказией подбросить их на машине до какой-то горной развилки. Отец Иаков согласился. Погоди, говорит, немного, через полчаса поедем...

Мы не поехали ни через полчаса, ни через час, ни через три часа. Печально и смиренно подходит этот пожилой монах (кстати, по тяжести походки и какой-то вздутости одежд мне показалось, что под одеждами надеты вериги). Подходит и говорит о.Иакову:

- Отче! Что же ты?! Мы же изнемогли. Ты не едешь и не едешь... Может, мы уж лучше пойдём?

Иеромонах Иаков, человек сосредоточенный и по-крестьянски тщательный в делах и в сборах на дорогу (родом он из Донбасса, бывший шахтёр), сокрушённо говорит:

- Планида твоя сегодня такая - сиди и жди. Я же не сказал тебе: сиди на солнце... Вот, в тенёчек сядь. Помолись, чтобы я тут не забыл ничего...

- Да ну, Господь с тобой, Иаков. Мы пойдём, с Богом...

- Ну, тогда иди. Храни тебя, Господи. Не серчай. Вишь, как получилось...

- Обиделся, - сказал, глядя в спину уходившему монаху, один из послушников.

- Он не обиделся. Он опечалился. Этот бардак с вещами не я ведь придумал. Прости, Господи, - прокомментировал ситуацию о.Иаков, весь в поту от хозяйственного хождения, таскания вещей и, видимо, чувства неловкости. В русском кунаке шёл капитальный восстановительный ремонт.