Блок 11. Выхода нет

Элиас, слушавший эти споры, стоя в стороне, сделал несколько шагов вперед с привычным ему видом святоши.

— «Умри, душа моя, с филистимлянами», сказал Самсон, когда привели его в дом, в котором владельцы филистимские собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему. Именно этого вы все хотите? Вы хотите, чтобы гибель одного повлекла за собой гибель остальных? Мы должны быть братьями. Лишь общими усилиями сумеем мы одолеть врага нашего…

— Элиас, здесь тебе не синагога, и никто твоих проповедей слушать не станет, — презрительным тоном прервал еврея Алексей. Он посмотрел на всех с высоты своего огромного роста. — Все, хватит. Комендант сказал, что мы должны выбрать того, кто будет расстрелян. Так что давайте решать прямо сейчас. Чем раньше мы это сделаем, тем раньше все это для всех нас закончится.

— К чему такая спешка? — усмехнулся Моше. — Ты что, опаздываешь на свидание?

— И в самом деле, куда ты спешишь? — Иржи обошел вокруг Алексея, покачивая бедрами. — Может, тебя ждет в бараке какой–нибудь дружочек? Я тебе, значит, уже больше не нравлюсь?

Алексей его грубо отпихнул — но так, чтобы не причинить боли.

— Бедный я, несчастный! — громко вздохнул Иржи. — Ну почему меня так привлекают крепкие и грубые мужчины?

— Давайте решать прямо сейчас! — снова потребовал Алексей.

— Моше прав, — сказал Берковиц. — К чему такая спешка? Давайте подождем. Может, что–нибудь произойдет, может, комендант передумает, может, прилетят английские бомбардировщики и все тут разбомбят…

— Нет! — вдруг воскликнул Отто.

Все невольно повернулись в сторону «красного треугольника». Тот заявил:

— Я не согласен. Мы должны принять решение прямо сейчас.

Все продолжали ошеломленно таращиться на Отто, а он начал ходить взад–вперед перед окном, выходящим на погрузившуюся во тьму и опустевшую территорию концлагеря. Никто из заключенных не осмеливался выходить из блока после того, как прозвенел колокол: наказанием за такое нарушение был немедленный расстрел… Отто остановился.

— Алексей прав, — сказал он. — Мы должны принять решение прямо сейчас. Если мы будем чего–то ждать, комендант может передумать. Пока что у нас есть возможность спасти семерых из нас. Этой возможностью нужно воспользоваться.

Он снова принялся мерить барак шагами: сделав два или три шага, он останавливался, затем делал еще два или три шага и снова останавливался… Со стороны казалось, что он не может совладать с охватившей его нервозностью, а потому ему приходится бороться с ней при помощи таких вот дерганых хождений взад–вперед. Моше с удивлением наблюдал за ним.

— Ну что ж, Отто, давайте что–то решать. Ты, к примеру, кого бы выбрал?

«Красный треугольник» продолжал ходить взад–вперед в своей странной манере.

— Для меня не существует ни иудеев, ни католиков, ни православных, ни буддистов… Для меня существуют только эксплуатируемые и эксплуататоры. Среди евреев тоже есть эксплуатируемые и эксплуататоры. Например, ты, Элиас, — эксплуатируемый.

Элиас ничего не сказал в ответ.

— Ты, если я не ошибаюсь, работал в сфере страхования.

— В Варшаве. Я был заведующим юридическим отделом.

— А что произошло, когда пришли нацисты?

— Меня постепенно вытурили из этого отдела. Сначала меня перевели на должность рядового работника. Я стал ходить от одного дома к другому и собирать страховые взносы. Однако этого им показалось мало. Мне сказали, что если к клиентам приходит еврей, то это их раздражает. Единственной работой, которую мне разрешили делать, была уборка помещений.

— И ты стал убирать помещения?

— Я выполнил волю Господа. Бог очень часто подвергает нас испытаниям, причем самым суровым испытаниям он подвергает своих избранников.

— Ну, значит я спасен, — с усмешкой пробормотал Иржи. — Уж меня–то Бог вряд ли причисляет к своим возлюбленным сынам…

— Итак, заведующему юридическим отделом пришлось стать уборщиком. А как отреагировали на это твои коллеги? — продолжал задавать вопросы Отто.

— Некоторые из них втихаря шептали мне утешительные слова, другие — и таких было много — забавлялись тем, что гадили в туалете не туда, куда надо, и затем вызывали меня, чтобы я это убрал. Да–да, они испражнялись прямо на пол и заставляли меня убирать нечистоты… Однажды, когда я наклонился, чтобы убрать в туалете с пола грязь, один из моих бывших коллег помочился мне на спину. А потом…

Раввин замолчал.

— Что было потом? — спросил Отто.

— …потом он позвал остальных. Они раздели меня догола… Они называли меня мерзким евреем… Они заявляли, что я нечистоплотный, что я тону в грязи. Они перевернули меня вверх ногами и ткнули головой в… в…

Голос Элиаса задрожал. Раввин так разволновался, что уже не мог больше говорить.

Отто обвел взглядом всех остальных.

— Ну, что скажете? Можем мы выбрать Элиаса?

— Ты сказал, что среди евреев тоже есть эксплуататоры. Кого ты имел при этом в виду? — спросил Иржи.