— Ты — «красный треугольник», это мы знаем. А может, ты продался коменданту. Может, Брайтнер хочет узнать, не прячет ли Kampfgruppe[54] кого–нибудь из своих товарищей в нашем бараке. А кто лучше других смог бы помочь ему это выяснить, если не ты? Ты ведь тоже товарищ! И это само по себе ничего не значит: когда такие вот товарищи становятся капо, они ведут себя, как и все другие капо, а то и хуже. Они избивают других заключенных! Очень жестоко избивают!
Лицо Отто покраснело от волнения, но он ничего не сказал в ответ.
Иржи, обойдя почти все помещение по периметру своей специфической походкой, подошел к Моше и Отто.
— Знаете, что мне в данной ситуации пришло в голову? Старая еврейская байка… О, вы ее, наверное, знаете и без меня, — произнося эти слова, Иржи посмотрел на Моше, Берковица и Элиаса, — а вот все остальные не знают. Итак, жил да был в Будапеште богатый торговец. Каждый раз, когда он заключал выгодную сделку, он заставлял свою жену использовать для освещения дома всего лишь одну свечу. Если же дела у него шли плохо, он говорил жене зажечь много свечей и расставить их по всем комнатам. Его жена не понимала, зачем так нужно делать, и однажды она у него об этом спросила. «Все очень просто, — ответил муж. — Когда дела идут плохо, это должно раздражать не только меня, но и других: они, видя ярко освещенный дом, будут думать, что я заграбастал много денег, и им будет завидно. Когда же дела у меня идут хорошо, я хочу доставить хотя бы небольшую радость и другим: они будут довольны, если увидят, что я не могу позволить себе зажечь в доме больше одной свечи».
Иржи рассказал эту байку с надлежащей мимикой и соответствующими интонациями — как искусный актер. После его последних слов наступила такая же напряженная, но кратковременная тишина, какая наступает в театре после того, как опустился занавес.
— Я бы сказал, что эта твоя байка подходит для данной ситуации как нельзя кстати, — сказал Моше. — Есть, правда, кое–какие маленькие отличия. Во–первых, у нас тут не торговец из Будапешта, а коммунист из… Откуда ты, Отто?
— Из Рурской области.
— …коммунист из Рура. Во–вторых, персонаж этой байки насмехается над завистливостью соседей, в то время как здесь… Отто, кому ты передавал свои сигналы?
Немец осмотрелся. В направленных на него взглядах сквозило явное недоверие. Если бы сейчас стали выбирать, кого отправить на расстрел, никто из стоявших вокруг Отто людей долго раздумывать бы не стал.
— Ну хорошо, — сказал Отто после бесконечно долгой паузы. — Я вам все расскажу.
Он подошел к окну, а затем, повернувшись, встал к простирающейся за ним безграничной темноте спиной.
— Я никакой не доносчик. Я — руководитель Сопротивления.
Он бросил испепеляющий взгляд на Яцека.
— Послушай меня внимательно. Если ты побежишь сообщать об этом эсэсовцам, ты не проживешь и одного дня. Мои друзья перережут тебе горло, едва только в лагере погаснет свет.
— Ты сейчас не в таком положении, чтобы кому–то угрожать, Отто, — покачал головой Моше. — Лучше рассказывай дальше.
— Тот побег был организован нами. Мы придумали, как его осуществить. Как именно — этого я вам сказать не могу. То, что произошло несколько дней назад, — это был всего лишь пробный побег. Он удался, и теперь настало время перейти к более крупным масштабам. На этот раз убежать из лагеря должны будут видные деятели нашей партии.
— И самым первым из них, видимо, убежать должен ты, — предположил Яцек.
— Да, я. Мы собираемся провернуть нечто грандиозное.
— Собираетесь утащить самый большой котел, в котором варится Wassersuppe? — спросил Моше.
— Мы хотим организовать побег по меньшей мере десяти товарищей из нашей партии. Они входят в Arbeitskommandos[55], которые работают в «Буне». Нам окажут помощь наши друзья из Армии крайовой[56].
— И что потом? Объявите войну Люксембургу?
— Через несколько месяцев война наверняка закончится. Поэтому необходимо, чтобы партия была восстановлена как можно быстрее. На это и направлены наши усилия. То, что произошло в Германии, не должно здесь повториться никогда.
— В общем, ты жертвуешь собой ради блага Европы…
— Это будет самая значительная акция из всех, какие только совершались Сопротивлением здесь, в лагере. Все было организовано еще несколько недель назад. Меня ждут. Поэтому я и пытался с ними общаться. Они должны знать, что я еще жив. Меня схватили и упрятали сюда в тот момент, когда мы начали непосредственную подготовку к побегу. Без меня вся задуманная акция может окончиться провалом. Не позднее пяти утра я должен отсюда выбраться — выбраться любым возможным способом.
Моше молча и недоверчиво смотрел на Отто. Берковиц о чем–то задумался: он сдвинул очки на лоб и тер нос. Иржи снова стал напевать: «Saß ein Jäger mit seiner Lola…» Яцек и Алексей зыркали на Отто с нескрываемой враждебностью.
— Вы, наверное, мне не верите, — сказал Отто.
— А ты попробуй нас убедить, — ответил ему Моше.