Возникло 641 пожаров и загораний, по своим размерам и характеру вызвавших высылку на их ликвидацию пожарных команд НКВД и участковых пожарных команд МПВО. Кроме того, населением и местными формированиями в жилых домах и на объектах ликвидировано свыше 15000 небольших возгораний…»
8 ноября 1941 года
Вчера был праздник – 24-я годовщина Октября. Немцы не бомбили против ожидания. Пока учусь. По географии получила «хор». Учительница по русскому все время нас одобряет. Она говорит, что к Новому году война окончится. Правда ли? Сейчас очень тяжело.
А.П. злится, что нечего есть. А при чем тут я или мама? Где же мы возьмем. Одна надежда: придется засолить Сильву <…> [В. П-н].
Вчера не было ни одной тревоги, а сегодня пока одна. Во время тревоги было сброшено много зажигательных и фугасных бомб, из которых некоторые не взрывались. Мы встречаем 24-ю годовщину в суровой обстановке, когда враг у ворот и почти каждый день бомбит и обстреливает Ленинград. Окружив, он хочет заморить нас голодом.
На Володарском горел дом. Бомба разрушила пять этажей, и через полтора часа возник пожар. На Соляном тоже лежат три бомбы, как поросята. Они наверное замедленного действия. Вообще он теперь бросает бомбы большого калибра, которые пробивают по пять этажей [Б. К-в].
Из документов Городского штаба МПВО:
12 ноября в 19 часов 15 минут фугасной авиабомбой полностью разрушен д. 10 по Уральской ул. Ранено 19 человек, убито 18. В 23 часа 55 минут фугасной авиабомбой разрушено здание по Моховой ул., д. 10, завалено убежище. Ранено 53, убито 30 человек. 15 ноября в 19 часов 29 минут фугасной авиабомбой разрушены опытные оранжереи Ботанического сада с растениями мирового значения. Погибли папоротники четырех-пятитысячелетнего возраста, уникумы мирового значения, которых в настоящее время в природе нет.«Пока длится блокада, нельзя рассчитывать на улучшение продовольственного снабжения, мы вынуждены уменьшать нормы выдачи продуктов, чтобы продержаться, пока враг не будет отброшен, пока не будет прорвано кольцо блокады. Трудно это? Да, трудно, но другого выхода нет. И это должен понять каждый…»
9 ноября 1941 года
Не произошло никаких особенных случаев. Днем была тревога, и обстрел опять был. Сидеть в этой клетке надоело. Целые дни одно и то же. Хоть бы где-нибудь найти работу. Сегодня опишу одного бойца – т. Ш-мко А., по национальности украинца. Я думаю, мозги у него в чехарду играют, кажется он каким-то странным. Молчит, молчит и крикнет какую-нибудь глупость. Из себя хочет показать интеллигентного человека. Я думаю, что он очень завистливый, так как это видно из многих фактов: сам брал от шофера за разные услуги, как то – принести папирос и пр., 50 рублей, а если другой совершит подобное, поднимает шум, или ест по две порции – и ничего, а на другого кричит, что это нехорошо, что может кому-нибудь не хватить. Любит доносить командирам. Что-нибудь откровенно скажешь, он уже принимает к сведению. Он же дал ход истории с шоколадом и с лишней порцией. Вообще в нашей комнате стали часто наблюдаться споры. В 22 комнате ребята более простые, деревенские, и я к ним более расположен и уже дней за пять почти подружился. Наш взвод значительно уменьшился, и бойцов не хватает. Многие хотят совсем уйти. Здесь невыносимая скука [Б. К-в].
10 ноября 1941 года
Сегодня был чудный морозный день. Воздух чист и свеж. С утра мороз слегка пощипывал уши. Под ногами хрустел снег. И я с тоской вспомнил о деревне. Ее поля, леса, луга, речку. Как часто я, только встав и наскоро позавтракав, выбегал на улицу. И сердце тогда радовалось, когда я видел на солнце искрящийся снег, из труб вьющийся дымок. Все там дышало радостью и весельем. Наденешь лыжи и не чувствуешь, как бежит время. Незаметно летели дни за днями. Или весна. Ярко светит солнце, весело бегут ручьи от тающего снега. На дороге ребятишки делают запруды и потом, сразу же их отпустив, радуются, когда вода с шумом несется и несет пущенные на ней дощечки, или, как они их называют, «пароходики». Весело поют скворцы на ветках около своих скворечниц, по полям ходят грачи. Чирикают и дерутся на дороге воробьи. Суетятся радостные колхозницы, готовятся к весеннему севу. И так становится радостно на душе от этого весеннего дня. Или лето. Зазеленели леса. Под окнами зеленеют деревья, поспевает черемуха и яблоки. На полях пестро от цветов. Колосится золотистая рожь, ячмень, овес. С песнями идут колхозники на сенокос. Мы проводили целый день на речке. Ходили за грибами и ягодами. И когда вспоминаешь об этом, то сразу становится невесело от суеты шумного города. В особенности сейчас. Ничего нет. Все по карточкам. Хочешь выпить кружку квасу – и надо стоять часа два, но и то редко где найдешь квас или газированную воду. И сейчас как никогда тянет меня в деревню [Б. К-в].
«Приказ по тылу Ленинградского фронта