Блокада. Запах смерти

– С эвакуационным предписанием сесть в машину, идущую по Ладожскому озеру, пришить шофера, и к ним. – Дед, говоря это, больше обращался к Брюжалову, словно проверяя у него верность своего решения.

– А для чего вы хотите к немцам? – поинтересовался Брюжалов.

– Ну так при них отсидеться. Мне как лицу, пострадавшему от Советской власти, я думаю, нечего их бояться, – объяснил Дед. – А если немцы проиграют, так с ними в Германию и уйду. Со всех сторон выгода.

– Так они только тех возьмут, кто им служить станет, – уточнил Вебер.

– Если наши интересы совпадут, послужу, – огрызнулся вор, которому это сторона вопроса была не очень приятна.

– А вы как? – обратился Брюжалов к Христофорову.

– И я тоже стал бы сотрудничать с немцами, – ни секунды не сомневаясь, признался Христофоров. – У них порядка больше. И потом, может, поквитаться кое с кем удастся, если мы в город войдем.

Клаус Вебер не сдержал улыбки, услышав христофоровское «мы».

– Что же, я помогу вам, – кивнул советский служащий. – Я подготовлю вам необходимые документы и дам человека, который сопроводит вас.

– Что за человек? – напрягся Дед.

– Верный, один из тех старорежимных, которые все сделают, лишь бы навредить Советам.

– Интересным вы, однако, Семен Иванович, оказались человеком, – подивился таким связям зампредисполкома ленгорсовета Нецецкий. – При такой должности находитесь, а обсуждаете такие темы и с такими людьми знаетесь.

– Я же и с вами общался, – многозначительно улыбнулся Брюжалов. – К тому же я не меньше вашего заинтересован, чтобы вы не попали в лапы милиции, поэтому ваше решение перейти к немцам меня даже радует, я хоть спать спокойно буду.

Брюжалов ушел, пообещав, что завтра к ним придет от него человек с готовыми документами и заберет их для включения в эвакуационную колонну. Напоследок предложил подкрепиться перед дальней дорогой, указывая на принесенный сверток, в котором оказались: вяленая рыба, банка мясных консервов, четвертинка хлеба, маленькая пачка чая и немного колотого сахара.

Двадцать третьего февраля город отмечал двадцать четвертую годовщину Красной Армии и Военно-Морского флота. С утра все ретрансляторы сообщали, что армия перешла в наступление и ведет упорные бои, сокрушая живую силу и технику врага. В честь праздника было передано, что завтра по карточкам выдадут рабочим и детям по 25 граммов шоколада, служащим и иждивенцам по 25 граммов какао.

С утра в квартире Петраковых непривычно зазвонил телефон, который поставили в связи с работой Алексея Матвеевича, и глава семьи подошел к аппарату. Но оказалось, что звонит сокурсница Анастасии по университету. Девушка, узнав, что говорит с ее отцом, попросила напомнить дочери – вечером они идут на бал, посвященный сегодняшнему празднику.

Насте очень не хотелось никуда идти, но отец настаивал, и ей пришлось согласиться. Готовясь к балу, она достала свое кремовое платье, в котором вместе с Софьей и Иваном ходила на оперу «Иван Сусанин». Платье вызвало воспоминание о погибшем любимом, и девушка не выдержала – уткнувшись в платье, упала ничком на кровать, стараясь плакать как можно тише. Вечером, сопровождаемая отцом, словно под конвоем, она встретилась с подругами у входа в Центральный дом офицеров. Передав им дочь, Петраков удалился, пообещав зайти за ней к концу бала. Девушки зашли в здание, где, несмотря на отсутствие должного тепла, сняли верхнюю одежду и сдали в гардероб. Не успели они отойти от гардероба, как к ним кинулось несколько молодых офицеров, наперегонки предлагая себя в качестве провожатых. Анастасия отметила, что у них были преимущественно петлицы тыловой службы, и, видимо, поэтому они были на удивление чистенькими и гладенькими, в отличие от военнослужащих, встречавшихся ей на улицах города. Насте стало неприятно, и она, отдернув руку, отошла от шумной компании, в уголочек танцевального зала. Певец на сцене, лысоватый мужчина с подведенными тушью глазами, исполнял популярный довоенный репертуар. Несмотря на подавленное состояние, смотреть на веселящихся, смеющихся, танцующих людей ей было приятно, и девушка немного оттаяла, забыв о понуждении отца. Подруги пользовались большим успехом и танцевали с разными офицерами. Неожиданно Анастасия увидела сослуживца отца – старшего лейтенанта НКВД Сергея Мышкина, который, встретившись с ней взглядом, направился в ее сторону.

– Настя, вы? Как я рад вас здесь увидеть! – обрадовался молодой офицер. Но в тот же момент на его лицо легла тень озабоченности. – А ваш отец здесь?

– Нет, но обещал зайти за мной после бала, – улыбнулась она в ответ.

– Вот здорово! – еще больше обрадовался Мышкин. – А то я, честно говоря, немного его побаиваюсь.

– Почему? – удивилась девушка.

– Ну, как учителя в школе, – пояснил Мышкин. – Боюсь допустить какую-нибудь ошибку по службе. Ведь он такой требовательный и к себе, и к другим.

– Это точно, – грустно согласилась Анастасия.

Краткая беседа каким-то непостижимым образом сблизила девушку и молодого офицера. Зазвучала музыка, и они закружились в танце.