Блокадные нарративы

– А хочешь, Петька, знать, что я вчера видел? Своими глазами.

– Вчера ты, бандит, в Смольном проводку чинил, верно «самого» [А. А. Жданова. – Б. Р.] за жратвой видел и сам с ним мирово наелся. Скажи хоть по дружбе, чем он, проклятый, кормится?

– Стой, Петь, я тебе без смеха говорю. Я видел, как там из кухни ведра с помоями выносили, а в них – куски белой булки. Честное комсомольское – белой булки! Я глазам не поверил, аж закачался[619].

Упитанные евреи на пару с не менее упитанными партработниками – обитатели бомбоубежищ, где они восседают на чемоданчиках, набитых драгоценностями[620].

А вот редкость: «…из-за неосторожности жида-завмага сгорел Большой Гостиный двор»[621].

Случалось, в евреи записывали из пропагандистской надобности. Например, зачислили в эту категорию О. Берггольц[622].

Одна из давних проблем журналистики – вмешательство редактора в авторский текст. В ситуации военного положения давление редакции стремится к бесконечности. Во всяком случае, позднее, при аресте советскими спецслужбами, тот или иной журналист, пытаясь оправдаться в предъявленных ему публицистических пассажах, безуспешно пытался убедить следователя, что здесь, здесь и здесь – редакционные вставки, к которым он, подписавший статью, отношения не имеет. Один из сотрудников рижской оккупационной газеты «ЗР», отвечая на наши вопросы, рассказывал, что газеты были приговорены к определенной доле антисемитских материалов, существовала разнарядка на соответствующий продукт как действенный пропагандистский прием. При отсутствии в газете убежденных антисоветчиков или антисемитов, почти все журналисты должны были нести энкавэдешную или антисемитскую повинность. Можно было заниматься перепечатками из немецких газет (как это отчасти какое-то время делала газета «Заря», направлявшаяся одним из идеологов власовского движения бывшим советским журналистом М. Зыковым[623]), но не бесконечно же пользоваться этим приемом.

Выделить в тексте редакционные вставки, конечно, затруднительно. Но если соответствующие пассажи стоят на ударных местах, например, замыкают абзац или весь текст, если изъятие этих пропагандистских вкраплений не нарушает синтаксических и логических внутритекстовых связей, исследователь имеет право призадуматься – кому же все-таки принадлежит то или иное дежурное место: автору или редакции?

Понятно, что автор мог заранее приспособить свой текст к редакционным установкам (нисколько не разделяя этих установок), – несет ли журналист в таком случае категорическую ответственность за текст, опубликованный под его именем? Правда, мало кто из бывших советских журналистов печатался в русской поднемецкой печати под своим именем. Почти все предпочитали пользоваться псевдонимами, в том числе, видимо, и для того, чтобы путем псевдонимизации обозначить некоторое свое отторжение от текста, написанного собственной рукой, но в угоду насилию места и времени.

«Элементы эротики»

Один из известных пропагандистских приемов строится на эротической основе – мол, пока вы воюете на фронте, ваших жен насилуют, одурманивают тыловики, штабные крысы, энкавэдисты и вообще! Как правило, сюжет этот – предмет живописный, плакатный. Но при отсутствии соответствующей картинки можно пользоваться и словесной конструкцией, пусть и не столь убедительной. Вот Г. Хроменко, еще недавно член Псковского горкома ВКП(б), в статье «В осином гнезде» рассказывает о посещении им Смольного на второй день войны. Там, в Смольном, в приемной секретаря Ленинградского обкома Бумагина, он, и не только он замечает «красивую надменную девицу». На вопросительный взгляд ожидающих в приемной некто

неохотно поведал, что у Жданова 25 секретарш, а эта гордая волшебница, блистающая богатыми нарядами, – одна из 25.

– Да, но что им делать у Жданова? – удивились мы.

– Турецкие султаны, обладатели гаремов, такой вопрос, посчитали бы, по меньшей мере, детским[624].

Большая часть очерка Г. Хроменко посвящена еврейской теме. Казалось бы, хотя бы часть из 25 ждановских секретарш могла бы быть еврейского происхождения, ну, хотя бы традиционный намек (глаза, нос, губы, мочки ушей). Но нет, эта тема в очерке абсолютно опущена, возможно, потому, что библейская Эстер под именем Роза, Рейзл, Сарра Каганович уже числилась за И. Сталиным. Тиражирование этого сюжета могло быть сочтено бестактным.