Замечательной средой для распространения внутригородских слухов являлись многочасовые ленинградские очереди по разным поводам. Мечты и страдания жителей блокированного города, в особенности женщин, требовали выхода и находили его в поэтизации, гиперболизации, фольклоризации блокадной «обыденности». Интересно, что разработчики слухов в пропагандистских инстанциях в своих вымыслах часто шли в направлении тех же внутригородских слухов.
Один из распространенных приемов в воспитательной практике, в практике психологической войны – обращение к простейшим видам ужаса. Ранние образцы такого рода воздействия как на «своих», так и на «чужих» обычно не выходили за пределы живописания пыток и казней, тиражирования смерти (например, гекатомбы тел, пирамиды черепов, вспоротых животов, убиенных младенцев, дорог с шеренгами распятий). Технические возможности ХХ века, массовое распространение грамотности активизировали этот аспект пропаганды. Полагают, что в годы Первой мировой войны этим приемом наиболее успешно пользовалась Великобритания в своей антигерманской риторике. Известные образцы информационного оружия Первой мировой: распятый при Ипре не то на заборе, не то на дереве канадский солдат; священники, наподобие колокольных языков подвешенные вниз головой внутри колоколов; немецкая фабрика по изготовлению фарша для свиней из трупов немецких же солдат. Среди излюбленных сюжетов – изнасилованные или расстрелянные медсестры, монашенки, девочки-подростки и т. д. Считается, что опыт английской пропаганды позднее отразился на деятельности министерства пропаганды Германии, отделов пропаганды вермахта, СС и т. д.
Информация о блокаде Ленинграда, в особенности в ее острой фазе (осень 1941 – зима 1942), казалось, в спецобработке не нуждалась – материал сам шел навстречу. Значительная часть заметок и статей, посвященных положению города в освещении русской поднемецкой печати, подтверждается реальными свидетельствами с разных сторон – дневниками, воспоминаниями, официальными советскими документами, донесениями немецкой разведки, кинокадрами и т. д. Но так называемые авторские материалы нередко уходили «за документ»:
По рассказам беженцев из Ленинграда, в городе свирепствует террор. Схватывают и без суда расстреливают людей, подозреваемых в не вполне сочувственных настроениях к советской власти. Если на улице соберутся три человека, им предлагают немедленно разойтись. Ослушавшихся расстреливают на месте. <…>. Город подразделен на районы. Некоторые предназначены только для военных частей. Гражданское население не имеет прав общения с военными[611].
Большие возможности в литературно-публицистической сфере представляла тема каннибализма хоть в свернутом виде, хоть в развернутом. Вид свернутый:
Ленинградская тюрьма «Кресты» вмещала до 35 тысяч заключенных и в феврале 1942 года была переполнена почти исключительно людоедами, среди которых насчитывалось немало убийц[612].
Вид развернутый: