Блокадные нарративы

Людоедство, начавшееся среди вымирающего населения города, распространилось вскоре и на воинские части Ленинграда и Ленинградского фронта. Беспощадные расстрелы людоедов органами НКВД не могли пресечь людоедства, ставшего стихийным массовым явлением. И вот наш лагерь [ «Волгострой»] стал пополняться людоедами, вернее трупоедами, так как обезумевшие от голода люди поедали именно трупы, часто своих близких, часто при этом уже полуразложившиеся. На почве трупоедства началась эпидемия сапа.

Лагерь «Волгострой» ежедневно принимал тысячные этапы ленинградцев-людоедов. Для них были отведены специальные зоны на левом берегу Волги. <…>. Больных сапом и людей с малейшим подозрением на сап немедленно расстреливали в приемных и пересыльных пунктах лагеря. Трупы сжигались. Так тысячи, тысячи, десятки тысяч… В том числе много и офицеров и бойцов Красной армии.

Тот же автор:

В 1941–1943 годах «Волгострой» был конвейером смерти. За пять месяцев в нашем лагере, только на левом берегу Волги, умерло от голода 132 тысячи бывших бойцов и командиров Красной армии.

Далее для сомневающихся приводится «точная» статистика: «66 тысяч с Калининского, 34 тысячи с Ленинградского и 32 тысячи с Западного фронтов»[613].

«Жиды города Питера»[614] и некоторые прочие

Сюжеты, связанные с еврейским населением Ленинграда, как правило, находятся в русле бытового антисемитизма и в основном представлены двумя важнейшими для населения Ленинграда позициями. Первая: все евреи имеют возможность и пользуются возможностью эвакуироваться (бежать) из города, вместе с семьями (при этом не исключен живописный семейный портрет или портрет кого-нибудь из членов семьи, предпочтительно женского пола или разъевшегося ребенка). Не исключена и подробная опись товаров, сопровождающих эвакуацию такой семьи, везут они с собой

стандартные мешки с сахаром, с белой мукой, ящики с консервами, макаронами, с головками сыра, целые тюки с копченой колбасой, огромные пакеты и банки с сливочным маслом, конфеты, фрукты и массу других самых лучших и дефицитных продуктов. В чемоданах <…> дорогая одежда и ткани, от котиковых пальто до шелков включительно[615].

Возможны некоторые разночтения. В одних заметках, статьях, рассказах бегство евреев из города приходится на конец августа, кануна прекращения железнодорожного движения из Ленинграда; в других – уже на второй день войны[616]. Но если все еврейское население города эвакуировалось, кто же в таком случае будет занимать в блокадном Ленинграде хлебные места и наживаться на страданиях простых ленинградцев. На этот случай какое-то количество евреев все же приходилось в городе оставлять.

В состязательном процессе с еврейским населением города, как правило, участвуют партийные чиновники: «Право на эвакуацию было предоставлено только семействам правоверных коммунистов»[617].

Еще одна площадка для соревнований – запасы еды. О чемоданах еды у еврейского населения города мы говорили. И у «советской верхушки <…> были огромные запасы белого хлеба, масла, консервов, апельсин и всего, чего только можно было желать»[618].

Подслушаем разговор шепотом в хлебной очереди: