Блондинка

Было это в конце июля, ближе к вечеру. К Драматургу приехал из города друг, и они вдвоем отправились удить луфаря. Норма осталась в «Капитанском доме» одна. Наедине с Младенцем, только он и я. Настроение у нее было отличное, она прекрасно себя чувствовала. В подвал не ходила. Вот уже несколько дней даже не смотрела в сторону лестницы. Там ничего нет. Я точно знаю. «Там, откуда я родом, нет никаких подвалов. В них нет нужды».

Оставаясь дома одна, она завела привычку говорить вслух.

Она обращалась к Младенцу. Ближайшему своему другу!

Вот чего недоставало няньке Нелл – своего собственного ребенка. «Поэтому-то и хотела вытолкнуть ту девочку из окна. Если бы у нее был свой ребенок…» (Но что стало с Нелл? Перерезать себе горло она не смогла. Ее арестовали и увели. Она сдалась без боя.)

Конец июля, ближе к вечеру. Тепло, душно. Ветра нет. Норма Джин вошла в кабинет Драматурга, трепеща от волнения, точно нарушитель государственной границы. Хотя Драматург не был бы против, попроси она воспользоваться его пишущей машинкой. С чего бы ему быть против? Сцена была не импровизированная, Норма Джин спланировала ее заранее. Ей хотелось напечатать на машинке письмо и отправить его матери в Лейквуд, а сделанную под копирку копию оставить себе. Тем утром она проснулась от мысли, что Глэдис, должно быть, очень по ней скучает. Ведь Норма Джин так далеко, на востоке, и давно не навещала мать! Она пригласит Глэдис приехать к ним, сюда, в «Капитанский дом»! Она уверена, что сейчас Глэдис чувствует себя достаточно хорошо, чтобы совершить такое путешествие. Если захочет, конечно. То был образ матери, с которым она познакомила Драматурга. Образ вполне разумной женщины. Некоторые рассуждения Глэдис показались Драматургу очень интересными, и он сказал, что хотел бы с ней встретиться. Норма Джин напечатает не одно, а целых два письма, и оба под копирку. Одно – Глэдис, другое – главному врачу лейквудской клиники.

О том, что в декабре у нее должен родиться ребенок, она напишет только Глэдис.

– Наконец-то ты станешь бабушкой! О, просто не могу дождаться!

Норма Джин уселась за письменный стол Драматурга. Камера располагалась бы над ней, смотрела бы сверху вниз. Ей очень нравилась старая добрая «Оливетти» мужа с истертой лентой. Бумаги, разбросанные у него по столу, такие настоящие, словно мысли гения. Какие-то наброски, заметки? Фрагменты диалогов? Драматург редко говорил, над чем сейчас работает. Возможно, из суеверия. Но Норма Джин знала, что он экспериментирует одновременно с двумя-тремя проектами, включая свой первый в жизни сценарий. (Решился на это благодаря ей, и она чувствовала радостную гордость.) В поисках чистого листка она заметила текст следующего содержания:

X.: Знаешь что, Папочка? Я хочу, чтобы ребенок родился здесь. В этом доме.

У.: Но, дорогая, мы планировали…

X.: Можно пригласить акушерку! Нет, я серьезно!

(X. возбуждена, зрачки расширены; придерживает обеими руками живот, словно он уже огромный.)

И еще одна страничка с многочисленными поправками:

X. (сердито): Ты никогда меня не защищал! Никогда.

У.: Просто не всегда понимал, кто не прав.

X.: Он презирал меня!

У.: Нет. Ты сама себя презирала.

У.: Нет. Ты сама себя презираешь.

(Для X. невыносима мысль о том, что мужчина может смотреть на нее, не испытывая при этом желания. Ей 32 г., она боится, что молодость скоро пройдет.)

25

Куда ты уходишь, когда исчезаешь? Она постоянно слышала этот звук в подвале. Говорила о нем мужу, избегая смотреть в глаза, и знала, что он не верит ей, не желает верить. Он дотрагивался до нее, чтобы успокоить, и она каменела.

– В чем дело, Норма?

Она не могла говорить.

Тогда, прихватив фонарик, он пошел обследовать подвал. Ничего не нашел, но она продолжала слышать этот звук. Мяукающий, хнычущий, тихий, заунывный. Иногда там кто-то беспокойно скребся. Она вспоминала (был ли то сон? или сцена из фильма?), как однажды слышала там крик ребенка. И рано утром, и днем, когда она была одна внизу. И посреди в остальном тихой ночи, когда она просыпалась вся в поту, потому что нужно было срочно бежать в туалет. Может, в подвале приблудная кошка или енот?

– Застрял где-нибудь, бедняжка, и умирает от голода.

Мысль о том, что живое существо может застрять в этом страшном подвале, как в ловчей яме, приводила ее в ужас.

Драматург видел, что жена не на шутку встревожена, и старался ее успокоить. Он не хотел, чтобы она спускалась в подвал, в эту непроницаемую пугающую тьму.

– Я запрещаю тебе спускаться туда, слышишь, дорогая?