Блондинка

Нигде, кроме как в любви, не бываем мы более беззащитными перед страданиями; никогда не бываем более несчастными, потеряв объект своей любви или его любовь.

16

ЦАРСТВО У МОРЯ

В царстве у моря жила-была

Нищенка-служанка.
«Прекрасной принцессою станешь», —
Ей нагадала цыганка.

Заплакала тут Служанка.

«Удел всех красавиц – страданье!»

Смеялась злобная мачеха:

«Поверила, дура, в гаданье!»

Принц увидал Принцессу,

Смотрелась красавица в пруд.
Заметил: «Вы просто прелестны!
Не нужен ли вам друг?»

Принц за Принцессой ухаживал,

Внимателен был и мил.
Как же сознаться любимому?
Ведь он ее так любил!..

«Я не Принцесса, милый!

Я тебе не чета,
Знала одни лишь лишения,
Голь я и нищета.

Разве любил бы такую,

Если б заранее знал?»
Принц лишь улыбнулся
И тихо-тихо сказал…

Свернувшись калачиком на подоконнике в детской, на втором этаже, подальше от подвала с земляным полом, чтобы не слышать приглушенного бормотания, Норма Джин вытирала слезы счастья, всматривалась в бесконечный купол неба над головой и старалась, старалась изо всех сил! Но никак не могла закончить стихотворение.

17

Детская. Она, конечно, знала, что ее ребенок родится на Манхэттене. В Колумбийском пресвитерианском госпитале. Если все пойдет по плану. (Четвертое декабря, волшебная дата!) Однако в «Капитанском доме», в Галапагос-Коув, штат Мэн, проведя большую часть лета в уединении и сладких мечтах, она создала в воображении детскую и мысленно обставила ее вещицами из местных антикварных лавок и с придорожных блошиных рынков. Плетеная колыбель для Младенца, сливочно-белая, украшенная цветками небесно-голубой ипомеи. (Почти такую же Глэдис когда-то купила для нее.) Миниатюрные плюшевые игрушки ручной работы. Отличная погремушка, американская, фирменная. Старые детские книжки, «Сказки матушки Гусыни», говорящие зверюшки, в обществе которых можно было забыться на несколько часов. Жили-были…

Норма Джин, свернувшись калачиком на подоконнике в детской комнате, мечтала о будущем. Он будет писать прекрасные пьесы. Специально для меня. И я дорасту для этих ролей. Меня будут уважать. А когда умру, никто не станет надо мной смеяться.

18

Иногда в дверь стучали. Приходилось впускать его, другого выхода не было. Вот он уже приоткрыл дверь, просунул голову в комнату. Улыбается. В глазах столько любви! Мой муж.

В детской она вела дневник, сохранившийся еще со школьных времен. Записывала в него свои секреты. Разговоры с собой, обрывки стихов. Списки слов из словаря. Здесь, в детской, Норма Джин сидела на подоконнике и читала «Науку и здоровье» Мэри Бейкер Эдди, а также удивительные (хотелось верить, что невыдуманные!) свидетельства из «Стражника»; читала книги, привезенные с Манхэттена, хотя и знала, что Драматург не ко всем из них относится с одобрением.

Драматург считал, что ум у Нормы («восприимчивой, чувствительной, легко поддающейся влиянию») как колодец с чистейшей водой. Нельзя загрязнять его всякой отравой. Ни в коем случае!

Стук в дверь. Вот она приоткрылась. Драматург улыбался, но его улыбка меркла, когда он видел, какие книги читает жена.

Однажды это оказалось сочинение под названием «Позор Европы: история европейских евреев». (Еще слава богу, что не одна из сайентистских книг Нормы. К ним ее муж питал искреннее отвращение.)

Реакция Драматурга на ее так называемые еврейские книги была сложной. Лицо кривилось в рефлекторной улыбке. Такая улыбка бывает у испуганных людей. И у недовольных, это уж точно. У обиженных людей. Словно, сама того не желая (о, она не нарочно! Ей так жаль), она пнула его в живот. Драматург подходил к ней, опускался на колени и листал книги, задерживаясь на некоторых фотографиях. Сердце у жены стучало как бешеное. В лицах мертвецов на снимках она видела знакомые черты, черты своего нынешнего мужа; иногда на этих лицах было такое же недоуменное выражение. Что бы он ни чувствовал (она не способна была понять его чувств, да и будь она еврейкой, что бы чувствовала она в такие моменты? Нет, она бы этого просто не вынесла!), он умело скрывал свои эмоции. Правда, голос у него мог надломиться. Рука могла задрожать. Но говорил он спокойно, тоном любящего мужа, желавшего ей и ребенку только добра. Говорил:

– Норма, дорогая, ты уверена, что в твоем положении стоит рассматривать такие ужасы?

Она неуверенно возражала: