Блондинка

Она целовала, целовала, целовала его губы, пока он не начинал задыхаться. Всасывала его язык. Гладила руками все его тело, худощавое и угловатое, начавшее раздаваться в области живота и талии. Покрывала поцелуями его грудь, пушистые волоски на груди, целовала и облизывала соски, хохотала, щекотала, пощипывала и гладила его. У нее были проворные руки. Натренированные (при мысли об этом он возбуждался, хоть и не знал, правда это или нет) пальцы, как у профессионального пианиста, играющего гаммы. Она была Розой из «Ниагары». Жена-прелюбодейка, жена-убийца. Блондинка, наделенная ослепительной красотой и магической сексуальной притягательностью. Несколько лет назад он смотрел на нее в кино и даже не думал, что когда-нибудь с ней познакомится. Но иногда фантазировал о встрече с ней, и это были роскошные фантазии! Сам он отождествлял себя с Джозефом Коттеном, игравшим обманутого мужа-импотента. Даже в самом конце фильма, когда Коттен душит Розу. Жуткая, безмолвная сцена удушения, как в кошмаре. Танец смерти, балет. Выражение на идеальном лице Монро, когда она все поняла. Она сейчас умрет! Ее муж – сама Смерть!

Драматург, не сводивший глаз с мерцающего экрана, где во время этой сцены никто не произнес ни слова, был растроган до глубины души. Ни один фильм в жизни так его не задевал! (О фильмах он, как правило, отзывался пренебрежительно.) И никогда в жизни не видел он женщины, похожей на Розу. Он смотрел «Ниагару» один, в кинотеатре на Таймс-сквер, и верил, что в зале нет ни одного мужчины, который бы воспринимал увиденное иначе, чем он. Нет на свете мужчины, равного ей. А потому она должна умереть.

В постели, в летнем доме на берегу океана, она ложилась на него, его жена, его беременная жена, пристраивалась так, чтобы обоим было удобно. Дыхание у нее было сладкое, как у ребенка. И еще она резко и сдавленно вскрикивала: «О Папочка! О боже!» Он никак не мог понять, искренними были эти возгласы или наигранными. Так и не понял.

20

Он толкнул дверь ванной, не зная, что там Норма.

Волосы замотаны полотенцем, обнаженная, босая, с выпирающим животом, она, услышав шум, вздрогнула и обернулась:

– Ой, привет.

На ладони несколько таблеток, в другой руке пластиковый стаканчик. Она тут же закинула таблетки в рот, запила водой. Драматург сказал:

– Милая, я думал, ты уже ничего не принимаешь. Завязала.

Она встретилась с ним взглядом в зеркале:

– Это витамины, Папочка. И жир печени трески в капсулах.

21

Зазвонил телефон. Лишь немногие знали их номер в Галапагос-Коув, а потому звонок звучал особенно резко.

К телефону подошла Норма. С изумлением на лице выслушала, что ей сказали, протянула трубку Драматургу, а сама быстро вышла из комнаты.

Звонил Хоулирод, голливудский агент Нормы. Извинился за беспокойство. По его словам, он знал, что Мэрилин последнее время не рассматривает предложений, связанных с кино. Но это совершенно особый случай. Новый потрясающий проект! Название фильма – «Некоторые любят погорячее»[74]. Сумасбродная комедия о мужчинах, переодевшихся в женщин. Главная женская роль написана специально для «Мэрилин Монро». Студия готова профинансировать проект и заплатить Мэрилин минимум 100 000 долларов…

– Благодарю. Но вам ведь уже сказано: мою жену не интересует Голливуд. По крайней мере, в настоящее время. Она ожидает первенца. Наш первый ребенок должен родиться в декабре.

Какое удовольствие – произносить эти слова! Драматург улыбнулся.

Наш первый ребенок! Наш!

Удовольствие удовольствием, но скоро им понадобятся деньги.

22

ЖЕЛАНИЕ

Раз ты меня желаешь,

Меня нет.

Эти строки Норма робко показала мужу: он не раз говорил, что хотел бы взглянуть на ее стихи.

Он читал и перечитывал это маленькое, в две строчки, стихотворение и растерянно улыбался. Он ожидал от нее чего-то совсем другого. Хотя бы рифмы, это уж точно! Так что же сказать? Ему хотелось ободрить ее, ведь он знал, что она чрезвычайно чувствительна. Задеть ее чувства легче легкого.

– Любимая, здесь очень сильное драматическое начало. Очень… э-э-э… многообещающее. Но что из этого следует, где продолжение?

Норма быстро закивала в ответ, словно ожидала такой критики. Нет, конечно, это была не критика, а слова ободрения. Она забрала у него листок, сложила в маленький квадратик и рассмеялась в манере Девушки с верхнего этажа.

– Что из этого следует? Ах, Папочка! Ты, как всегда, прав. Великая тайна нашей жизни!

23

Где-то поблизости, да, внизу, это точно, под половицами старого дома, слышался слабый заунывный звук, словно мяукает кошка. Или кто-то скулит: Помоги! Помоги мне!

– Да нет там никого. Ничего я не слышу. Просто кажется.

24