Наконец в 18:40 Норма остановилась на подъездной дорожке и помахала ему через ветровое стекло.
Лицо его окаменело от ожидания. Казалось, он прождал ее целые сутки. Однако небо было еще по-летнему светлым. Лишь с востока, со стороны океана, поднималась с линии горизонта тьма, словно сумрачное пятно, уходящее в густые тучи.
Норма спешила к нему со всех ног. Девушка со второго этажа. Или Роза, которая притворилась Девушкой со второго этажа.
В широкополой соломенной шляпе, целомудренно подвязанной под подбородком. В просторной блузе для беременной с тиснеными розовыми бутонами и белых шортах не первой свежести. Обняла напряженного Драматурга за шею, крепко и влажно поцеловала в губы:
– О господи. Папочка! Ты уж прости меня.
На губах у него остался привкус чего-то спелого и сладкого. Уголки ее рта были чем-то испачканы. Неужели она пила?
Открыв багажник «плимута», она начала шуршать пакетами. Драматург, не говоря ни слова, взял у нее покупки и понес в дом. Сердце у него до сих пор колотилось как бешеное, – видно, переволновался. А если бы с Нормой что-нибудь случилось? И с ребенком? Она стала центром его жизни, а он этого даже не заметил.
Не заметил, как его охмурили, разжалобили. А ведь он слышал, как бывший муж Нормы, Бывший Спортсмен, нанимал частных детективов, чтобы те за ней шпионили.
Теперь она была дома, цела и невредима, смеялась, просила прощения. Косилась на хмурого мужа. Рассказывала ему длинную бессвязную историю – он толком не мог ничего понять, – будто бы подобрала на шоссе девушек-автостопщиц. Отвезла их в Галапагос-Коув, а там – в чей-то дом, и ее уговорили ненадолго остаться.
– Видишь ли, они меня сразу узнали. Называли Мэрилин, а я все твердила: «Нет-нет, никакая я не Мэрилин, я Норма!» Это было как игра, и все мы хохотали до упаду, прямо как девчонки из средней школы в Ван-Найсе! Мои подружки, я так по ним скучаю! И знаешь, эти сестры-близняшки такие хорошенькие, живут с разведенной матерью в деревне, в «старом скрипучем трейлере». У одной из них, Дженис, есть трехмесячный младенец Коди. Его отец служит в торговом флоте и не хочет на ней жениться, просто
Норма погостила у них в трейлере, а потом все они вместе сели в машину и отправились куда-то еще, а потом…
– Знаешь что, Папочка? Все мы оказались в большом универсаме «Сейфуэй»! Все, вместе с ребенком. Потому что им нужно было купить целую кучу
Тон у нее был извиняющийся и вместе с тем дерзкий. Как у ребенка, делающего вид, что он раскаивается. Но она не раскаивалась. Напротив, она гордилась своей проделкой. Разве что не говорила:
Она удивленно вздыхала:
– Все из кошелька выгребла, до последнего
Драматург, сам того не желая, задумался о том, как глубоко и самозабвенно любит эту женщину. Эту странную, деятельную, непостоянную женщину. Теперь она носит его ребенка. А ему на самом деле не очень-то нужен еще один ребенок. Тогда, на Манхэттене, в нью-йоркских театральных кругах ему казалось, что он хорошо ее узнал. Теперь же он в этом сомневался. В начале их романа она, похоже, любила его сильнее, чем он был готов любить ее. Теперь они любили друг друга с одинаковой силой, как любят люди, изголодавшиеся по любви. Но лишь сегодня Драматург задумался: настанет время, когда он будет любить Норму сильнее, нежели она его. Мысль эта была невыносимой.
Раскладывая покупки в кухне, Норма то и дело посматривала на мужа. В фильме или пьесе у этой сцены был бы мощный смысловой подтекст. Но жизнь редко подчиняется законам искусства и его условностям. Хотя Норма в эти минуты была мучительно похожа на Розу из «Ниагары», водившую за нос влюбленного мужа в исполнении Джозефа Коттена. (А если не за нос, то за другую часть мужского тела.)
Норма рассказывала о своих приключениях, и тихий ее голос дрожал от возбуждения. Неужели лжет? Нет, вряд ли. Такая бесхитростная, невинная история. Однако не слишком ли она волнуется? Вдруг действительно лжет?
– Бог ты мой! Мы малину ели! Измазались, как поросята.
Но страх не отпускал Драматурга. Загоревшее на летнем солнце худощавое лицо стало пепельно-серым. Очки с толстыми стеклами съехали на кончик носа. Норма достала из сумки пакетик с малиной, взяла несколько ягод, поднесла их ко рту мужа:
– На, Папочка, попробуй! И не смотри так печально! Вкуснятина, правда?
Что правда, то правда. Малина действительно была очень вкусная.
Пророческие слова из книги «Недовольство культурой» мало было просто подчеркнуть. Норма переписала их в блокнот.