«Блудный сын» и другие пьесы

Я н е (очень серьезно, стиснув зубы). Я тебе скажу, где она. Вот здесь. (Показывает на сердце, хлопает себя ладонью по груди.) Здесь, дорогой мой!

Профессор пристально смотрит на племянника. Тот отвечает на его взгляд. По-прежнему из дома слышен  г о л о с  З а л о к а р а.

З а л о к а р (за сценой). Куда, к чертовой бабушке, все подевались? Как нарочно, вся родня разбежалась. Пляши, пляши, Лузнарица! А мы на тебя полюбуемся! Давай, давай, дуй в свою дуду. Милиции, что ли, боишься, музыкант? Зачем я позвал столько народу?

П р о ф е с с о р (от души смеется). Отчаянно глупо!

Я н е. Это у тебя пройдет, дядя!

П р о ф е с с о р. Ну и ситуация! Какой соперник, о мадонна!

Я н е. Молодой! Как ни крути — молодой. Не мешает тебе это знать.

П р о ф е с с о р. В голове — пусто, в кармане — пусто. Пустота!

Я н е. А у тебя?

П р о ф е с с о р. Не беспокойся!

Я н е. Есть народная пословица: «Что мертво, то мертво, и живым не будет…» Ознакомься: «Ubique mors est: optime hoc cavit Deus»[27]. Или по-нашему: «Пуганая ворона куста боится».

П р о ф е с с о р. Я не мертвый! Я не мертвый, понимаешь?! (Кричит.)

Яне прикладывает палец к губам и делает знаки дяде, чтобы тот не разбудил спящего гостя. Профессор выпячивает грудь, чтобы казаться выше и мужественнее. Следует ария Профессора; торжественно; если кому станет смешно, сам виноват.

У меня за спиной горы наработанного материала:
Мои труды — о тайне прекрасного в литературе и живописи.
Я воспел все это в звуках родной речи.
В ночных бдениях меня окружали образы предков,
Стремившихся из тьмы забвенья к свету наших дней,
Чтобы подвергнуться испытанию диалектикой.
Я никогда не забывал об исторической перспективе.
На постылой чужбине всегда я грезил родиной.
Горы, что я долбил, были тяжелы, как земной шар.
Камень был тверд и холоден, как одиночество.
Но я все копал и искал,
Упорный и неутомимый, и нагота чистого разума
Была единственной наготой, к которой я прикасался.
Вы делали окна, двери, сундуки,
Покупали в Швеции новые станки.
А я педантично отделял руду от пустой породы.
На свет моего фонаря шли свежие силы —
Юные ученые, цвет нашей молодежи.
А мой брат штамповал детали из пластика.
Наконец пришла мне пора отложить кирку
И снять шахтерскую лампочку с усталого лба.
Мой труд сияет, как гора каменного угля
Под яркими лучами солнца.
Я засажу виноградник бесконечными рядами лозы,
И осень мою увенчает не смерть, а любовь!

Я н е. Великолепно!

П р о ф е с с о р. Я не умер! И по-хорошему я не дамся!

Я н е. Да уж где там! Беру свои слова обратно.

П р о ф е с с о р. У меня хватит сил сразиться с каждым, кто полезет в мой огород, запомни!

Я н е. Бей племянников!

П р о ф е с с о р. Бей!

Я н е.

Ой, жандармы студента поймали,
Поймали, да крепко связали,
Да в темницу его потащили…

Эй! Послушай, дядя! Слушай, что они поют!

Из старого дома слышно тихое, мелодичное пение; поскольку стены дома толщиной в две сажени, песня доносится словно бы со дна колодца, слов не разобрать, но можно догадаться, что это — «Лесок уже зелен». Поют женские голоса. Над сценой сталкиваются эта русалочья песня, храп пьяного Карла и отдаленное блеяние фольклорно-эстрадного трио.