Блумсберийская красавица

Столъ въ залѣ былъ загруженъ визитными карточками и самими изящными подарками. Самый элегантный изъ людей, Фредерикъ Пиншедъ, эсквайръ, — оставилъ въ лавкѣ съ живностью огромный счетъ, потому что чрезъ каждые два дня посылалъ Анастасіи дичь, «которую онъ только что получилъ изъ деревни и которую, смѣетъ надѣяться, мистриссъ Икль приметъ». Другой рѣшительный молодой джентльменъ, Чарли Смольвиль, попытался привлечь къ себѣ сердце этого ангела, постоянно доставляя Анастасіи запасы новыхъ музыкальныхъ произведеній. Дюжина другихъ Аполлоновъ, начиная отъ сэра Уильяма Минникина до маленькаго Гуса Груба, принесли ей все, что можно достать на деньги или посредствомъ росписокъ, отъ свертковъ съ духами до цѣлыхъ грудъ перчатокъ или корзинъ съ тепличными растеніями.

Дружественный характеръ этихъ любезныхъ поступковъ былъ до такой степени утѣшителенъ среди испытаній, постигшихъ Анастасію, что взволнованныя чувства покинутой Венеры успокоились; по крайней-мѣрѣ, жители Твикенгема сочувствовали ей въ незаслуженномъ несчастіи и держали ея сторону противъ низкаго Долли!

Изящные джентльмены, вслѣдствіе этого, встрѣчались очень любезно и получали милую и пламенную благодарность, которая сейчасъ же заставляла ихъ думать объ алмазныхъ брошкахъ и браслетахъ. Но когда мистриссъ Икль спрашивала объ ихъ мамашахъ и сестрицахъ и выражала удивленіе, почему она ихъ давно не видитъ, они давали уклончивые отвѣты, а потомъ, мигая и посмѣиваясь, говорили другъ другу, что послѣ всего происшедшаго, со стороны красавицы было совершеннымъ безстыдствомъ думать, что она когда-нибудь можетъ разсчитывать на знакомство съ женской половиной ихъ семействъ.

Самый неблагоразумный поступокъ, въ которомъ Анастасія была виновна въ это трудное время, состоялъ въ допущеніи посѣщеній виновника всѣхъ ея несчастій, смѣлаго и опаснаго гера Куттера. Она сдѣлала это на зло своему Долли. Твикенгемъ возмутился.

Даже поклонники вознегодовали на подобный дерзкій шагъ. Они спрашивали другъ друга: «неужели этотъ господинъ опять былъ тамъ прошлый вечеръ?» Они прекратили свои подарки и, видя неудачу гаденькихъ намѣреній, начали громко кричать о безнравственности мистриссъ Икль.

Что касается до твикенгемскихъ маменекъ и ихъ дочекъ, то онѣ были опечалены до глубины сердца судьбою мистера Икля и объявляли, что «это должно кончиться судомъ».

— Что новаго, дружище? спрашивалъ Минникинъ, встрѣтивъ Пиншеда. — Давно вы были тамъ?

Словомъ «тамъ» онъ обозначалъ гостиную мистриссъ Икль.

— Да, прошлый вечеръ, отвѣчалъ Пиншедъ: — и этотъ проклятый нѣмецъ, конечно, сидѣлъ тамъ. Какъ глупа должна быть эта женщина! воскликнулъ онъ, не понимая, какъ она можетъ предпочесть кого бы то ни было ему, Пиншеду.

— Я называю это самоубійствомъ, возразилъ Минникинъ, недовольный, что Анастасія не захотѣла погубить свою репутацію, полюбивъ его, Минникина.

— Я самъ слышалъ, что онъ спрашивалъ у нея — какъ надо произносить слово «love (любовь)!» продолжалъ Пиншедъ:- онъ произносилъ «lof»; каково животное!

Минникинъ былъ такъ раздосадованъ, что вскричалъ:

— Я туда больше не пойду!

— Не войду и я! сказалъ Пиншедъ: — я не могу выносить подобное поведеніе!

Однакожь, по странной случайности, они оба въ тотъ же вечеръ встрѣтились въ гостиной Анастасіи и сознались что въ присутствіи этой несравненной женщины гнѣвъ становится безсильнымъ.

Пока мистриссъ Икль компрометировала, такимъ образомъ, свое доброе имя, Долли умиралъ медленною смертью въ грязной комнаткѣ втораго этажа, близъ Сого-сквера. Онъ вовсе не выходилъ со двора, почти не спалъ и не ѣлъ.

Онъ радовался тому, что похудѣлъ, поблѣднѣлъ и одичалъ. У него было что-то въ родѣ предчувствія, что онъ опять увидитъ свою возлюбленную и — какъ она будетъ поражена, увидя его такого слабаго, костляваго и блѣднаго.

Но онъ никогда не унизится до того, чтобъ идти къ ней — нѣтъ: она должна походить за нимъ, она должна броситься къ его ногамъ и испрашивать у него прощенія. Онъ заставитъ ее поплакать вдоволь — онъ ожесточенъ!

Напрасно освѣдомляться о немъ и посредствомъ «Times». На его непреклонное сердце не подѣйствуетъ безсмыслица въ родѣ: «дорогой Д., вернись къ своей А. и все будетъ забыто остающеюся съ сокрушеннымъ сердцемъ И.»

Нѣтъ, нѣтъ! Она должна пасть предъ нимъ ницъ, должна уцѣпиться за его колѣни, откинувъ назадъ свои дивные локоны, ловить его руку и т. п. Тогда, быть можетъ, онъ смягчится.

Но, увы! хотя онъ каждый день просматривать «Times», однакожъ никакого извѣщенія, адресованнаго дорогому Д., не встрѣчалъ его безпокойный взоръ. Когда хозяйка спрашивала его — что онъ желаетъ къ обѣду, Долли отвѣчалъ:- я не могу ничего ѣсть, благодарю васъ; а когда, поздно вонью, онъ тушилъ свѣчку, то долго лежалъ съ открытыми глазами, глядѣлъ на звѣзды и думалъ объ этой жестокой, милой, презрѣнной Анастасіи.