Боевой 1918 год 2

И это дало свои плоды. Кто-то вспомнил слышанную беседу офицеров. Кто-то разговор железнодорожников. Кому-то земляк, из другой части, что-то рассказывал. В общем, картина, более-менее сложилась. При этом, присутствующий тут же Нетребко, уже через полчаса стал поглядывать на нас с явным уважением, для себя, видно, пытаясь понять, зачем нам нужен контрразведчик если мы и сами вполне можем добывать нужные сведения?

А когда новеньких распределили по подразделениям, я ему и пояснил, что мы, разумеется, и сами с усами, но вот каждый должен заниматься своим делом. То есть, эти два часа, я мог бы посвятить совершенно другому, просто озадачив данной работой своего штатного контрика. Или как он сейчас будет называться — второго помощника начальника штаба. И разумеется, поначалу, за ним будут приглядывать, да постоянно контролировать. Бывший штабс-капитан на это вполне понятливо кивнул, принимая мои аргументы. А я еще мягко намекнул, чтобы не было непоняток — мол, недели через две мы закончим рейд. И у него еще будут все шансы добровольно уйти из батальона. Без каких-либо репрессий. Но если он решит остаться, то у нас вход рубль, выход два. И окончательно влившись в подразделение, выход (особенно с его должности) возможен лишь вперед ногами. Нетребко, закуривая, на это вполне спокойно ответил:

— Я вас понял. Это вполне ожидаемо. И две недели мне вполне хватит, чтобы понять обстановку. Но, предварительно, хочу спросить, почему вы совершенно не похожи на тех красных, о которых я весьма наслышан? Лично не сталкивался, но уже уйдя с фронта, неоднократно слышал рассказы, о самых разнообразных революционных отрядах. Так вот: ни речами, ни поведением, ни дисциплиной, вы не можете быть к ним отнесены. Атмосфера у вас скорее сильно похожа на ту, что бывает в хорошем отряде охотников[37]. И от этого я нахожусь в некотором недоумении. Персоны, которые говорили о красных, весьма достойны доверия. Но в то же время, я вполне доверяю своим глазам и ушам. Вот здесь и возникает нестыковка…

Я ухмыльнулся:

— Угу… ваше состояние называется когнитивный диссонанс. Возник он, потому что в семнадцатом, на улицах стали беспредельничать революционеры из почти десятка партий. Какие-то были либеральные. Какие-то террористические. Плюс, разных юродивых идеалистов, повылазило просто немеряно. Не считая откровенных бандитов, прикрывающихся красивыми лозунгами. Именно о них вам и рассказывали достойные доверия люди.

Тарас задумчиво нахмурился:

— М-м-м… речь шла вроде только о представителях Социал-Демократической Рабочей партии…

Фыркнув, ответил:

— Это от незнания реалий. В семнадцатом году, на всю Российскую империю, было менее двадцати пяти тысяч большевиков[38]. И сотни тысяч представителей других партий. Так что сами в логике подумайте, кто там у вас в основном барагозил. Особенно, если учесть, что всякие «ревкомы», решения принимали большинством голосов. И что там могли сделать пара членов РСДРПб против десятка, к примеру, тех же эсеров? Или анархистов? Да и в самой РСДРП столько фракций, грызущихся промеж себя… Нет, и среди большевиков мудачья вполне хватает, но чисто физически, их просто гораздо меньше.

Нетребко поднял брови:

— Так ваш батальон, что же, получается, весь из большевиков состоит?

Я развеселился:

— Процентов на шестьдесят, из буйных матросов-анархистов. Эсеры есть. Меньшевики. Коммунистов чутка. Беспартийных куча. Есть даже свой монархист.

Штабс-капитан явно офигел:

— Монархист? У вас?! У красных?!!

— Не у «вас», а у «нас». И вы его знаете — это Матвеев. Мой НШ. Но они там с комиссаром чего-то мутят и сдается мне, что Игнат Тихомирович вскоре к РСДРПб примкнет. И я считаю вполне правильным, когда нормальные люди к нормальным тянутся. — посмотрев на несколько растерянного собеседника добавил — Вон, вы сами, несмотря на фамилию, почему-то к гайдамакам и прочим «запорожцам» не пошли. Хотя, наверняка, вас бы там приняли с распростертыми объятьями.

Контрик, внезапно заледенел взглядом:

— Попрошу впредь воздержаться от подобных сравнений. Я русский малоросс. Патриот своей страны — России. А для чего были придумано и из каких стран продвигалось само понятие «украинец», в силу специфики профессии, знаю очень хорошо. Так что, меня эти выкидыши Австро-Венгрии, обязательно бы приняли. До ближайшей стенки…

Удрученно хмыкнув, я искренне сказал:

— Извините. Вашу позицию понял. Учту на будущее.

Помолчали. А потом Нетребко, внезапно перевел тему:

— Госпо… товарищ Чур, вы первый красный офицер, с кем мне удалось вступить в беседу. И я просто, как человек, хочу спросить у вас — насколько вы сами верите в свои лозунги? Ну вот в эти — «земля крестьянам», «заводы рабочим», «власть советам»? Про другие, вроде того, что «все люди братья и поэтому границы не нужны» даже не спрашиваю. Это абсурд. Но вот зачем нужны рабочим заводы? Как они ими будут управлять?

Я почесал затылок, признаваясь: