Мы подошли к знаменитой Графской пристани, порядочно пострадавшей от бомбардировок, причалили и, спрыгнув с борта катера, отправились в штаб флота.
Войдя в укрытое скалой, защищенное от бомб и снарядов помещение флагманского командного пункта флота, мы представились оперативному дежурному, фамилию которого теперь уже не помню.
На ЗФКП обстановка была спокойной и деловой. Это приободрило нас. Многочисленные армейские командиры скопились над сухопутной картой и деловито, вполголоса обсуждали фронтовые дела.
Поздоровавшись, оперативный дежурный пригласил нас к столу, на котором лежали карты морской и сухопутной обстановки. Штурманский стол и помещение слабо освещались тусклым светом электрических плафонов. Дежурный, интересуясь малейшими деталями, внимательно заслушал мой доклад о переходе в Севастополь. Я всматривался в его воспаленные от бессонницы глаза и думал, сколько выдержки и духовной силы у наших командиров, руководящих флотом в обстановке длительной блокады и яростного многодневного третьего штурма врага. Он, казалось, совершенно не обращал внимания на усталость и спокойным, слегка хрипловатым голосом начал инструктаж:
— После окончания разгрузки вам следует выходить самостоятельно, не запрашивая добро на выход. Особое внимание обратите на боновое заграждение, оно у нас сильно повреждено — ворота открыты не полностью, к тому же находятся под прицельным артиллерийским огнем. Авиация с рассвета и дотемна непрерывно бомбардирует город, порт, аэродромы, тылы, войска, командные пункты и огневые позиции нашей артиллерии. При движении по акватории Южной бухты будьте особенно осмотрительны — ее задымляют катера охраны водного района.
Получив ответ на наши вопросы и пожелав друг другу благополучия, мы расстались. Выйдя из ЗФКП, мы с Павлом Николаевичем направились к Графской пристани, где нас ожидал катер.
— Куда прикажете? — бодро, не заискивая, спросил старшина катера.
— К угольному складу, и как можно скорей.
— Есть скорей, — столь же бодро отрепетовал старшина и, развернув катер, полным ходом повел его вдоль Южной бухты.
Светало. Было тихо, как обычно бывает ранним утром. Лучи восходящего солнца упали на развалины опустевшей Корабельной стороны.
Нашему взору открылись дымящиеся развалины корпусов Севастопольского морского завода. Под утренним небом были отчетливо, до последнего упавшего кирпичика видны казармы и учебного отряда, и училища береговой обороны, и железнодорожный вокзал. При подходе к штабу бригады подводных лодок также в деталях можно было рассмотреть его здание, полностью разрушенное прямыми попаданиями авиабомб.
Тем временем катер подошел к борту подводной лодки. Мы поднялись на палубу, старпом доложил, что разгрузка подходит к концу, задерживается лишь выгрузка консервов из торпедных аппаратов. На берегу тоже кипела работа. Один за другим подходили грузовики. Армейцы работали слаженно и быстро. Ими руководил высокий, статный майор. Мы подошли к нему. Он коротко рассказал нам о положении дел на переднем крае обороны, о том, что военные моряки дерутся на сухопутном фронте, как он выразился, «отменно», что бригады морской пехоты не только закрепились, но и немного расширили свои плацдармы.
— Спасибо вам за мины, снаряды, оружие, за все доставленные вами грузы. Будем вас ждать с нетерпением, — крепко пожал нам руки майор. Затем белозубо улыбнулся и пилоткой стер со лба струйку пота.
— Придем! Обязательно придем! — заверили мы его.
В это время к нам подошел дед в поношенном, но ладно сидевшем кителе. Это был кладовщик угольного склада. Мы частенько заходили к нему, когда жили на частных квартирах. Узнав его, мы хотели было расспросить, как он здесь, но были прерваны заботливой, хотя и сухой фразой:
— Сынок, отходи скорей, сейчас они начнут… — Он вскинул руку в небо. — Они в одни и те же часы бомбят. Сейчас начнется, — повторил они, близоруко посмотрев на карманные часы в серебряной оправе, медленно побрел в штольню.
И действительно, не успели мы отдать швартовы и выбрать якорь, как раздался сигнал воздушной тревоги. Тишина была нарушена так же внезапно, как и пришла. Катера охраны водного района и береговые установки стали задымлять базу. И сразу же, вначале где-то далеко, едва слышно, а затем все ближе и ближе, заговорили зенитные батареи Севастополя.
Восточный берег Южной бухты, где мы стояли, был высок и крут, и самолеты выскакивали из-за него буквально над нами. Посыпались бомбы. Нам было хорошо видно, как они отделялись от самолетов и летели вниз с нарастающей скоростью. Это была авиационная подготовка к очередному наступлению немцев, после которой вступила крупнокалиберная артиллерия.
Мощные авиационные бомбы взрывались повсюду, поднимая высокие фонтаны воды на акватории всей Южной бухты.
Сигнальщик — старший рулевой Григорий Голев, стоя во весь рост на крыше мостика, четко и невозмутимо докладывал о падении бомб, о появлении все новых и новых групп самолетов, которые шли девятками. Вдруг голос Голева надломился…
— Товарищ командир, самолеты сбросили какие-то предметы, но это, кажется, не бомбы…