Боевыми курсами. Записки подводника

После ближайшего всплытия его напарник, Григорий Голев, поднимаясь на мостик, решил, на свою беду, почесать спину о тот самый прибор, за которым Киселев припрятал ракетницу. После первых же толчков ракетница вывались из-за прибора, ударилась о паел и выстрелила! Снопы искр ослепительными брызгами посыпались в центральный пост. Я в это время находился в центральном посту и, оглянувшись через плечо на внезапный фейерверк, с ужасом подумал: «Достал-таки немец! Фугасным, наверное…» — и тут же прокричал:

— Срочное погружение! Боцман, ныряй на 45 метров!

Мы погрузились и принялись осматривать подводную лодку. Мысленно я шаг за шагом восстанавливал весь ход событий и никак не мог взять в толк, как мог немецкий самолет попасть бомбой в боевую рубку, да и при чем тут фугас? Или это был снаряд с противолодочного корабля? «Погоди, — осадил я самого себя, — а как же верхняя вахта? Они же должны были заметить самолет или корабль. Ничего не понимаю».

Когда же я заслушал последние доклады и убедился в отсутствии течи и повреждений, я обратил внимание на пахнущего паленым наблюдателя Голева, на котором, что называется, лица не было. Собрав все факты воедино и заглянув в боевую рубку, я обнаружил «вещественное доказательство». Дальнейшее разбирательство было скоротечно: виновник Киселев был выявлен сразу и вместе с Голевым получил порядочный нагоняй, чтобы первый впредь поступал обдуманно, а второй — не выводил из строя своей спиной материальную часть.

Оставшийся день и всю ночь мы провели без приключений.

Утром следующего дня от оперативного дежурного штаба Новороссийской военно-морской базы мы получили радиограмму, в которой он сообщил, что на подходе к Новороссийску нас будут встречать и охранять два наших самолета МБР-2 и два катера MO-IV.

И точно! Вскоре в северо-восточной части горизонта появилась черная точка. Я уже хотел было отдать приказание погружаться, как мы увидели, что это наш самолет МБР-2, который ни с каким другим перепутать нельзя. Почти в тот же момент мы дали ему опознавательный сигнал.

Стоя на мостике, я не спускал глаз с быстро приближающегося самолета. Подлетая к подводной лодке, самолет, однако, резко пошел на снижение. Меня обожгла невероятная догадка: он лег на боевой курс!

— Право на борт! Все вниз! Срочное погружение![21] — быстро скомандовал я и вслед за сигнальщиками бросился в отверстие рубочного люка.

Подводная лодка едва успела скрыться под водой, как мы услышали близкие разрывы авиационных противолодочных бомб. За ними следовала новая серия взрывов. Затем все стихло.

Через несколько минут мы осторожно всплыли под перископ. В перископ я увидел, что самолет летал в стороне от нас, давая опознавательные сигналы. Мы всплыли в надводное положение и наконец-то обменялись с самолетом позывными.

Потом на горизонте появились катера MO-IV, которые шли к нам. Обменявшись с ними позывными, мы построились в противолодочный ордер. В охранении катеров и самолетов мы пошли в Новороссийск.

Проходя мимо сигнального поста СНИС (служба наблюдения и связи), мы получили от оперативного дежурного штаба Новороссийской базы семафор следующего содержания: «Командиру «С-31». Покажите свое место. Вас ошибочно бомбил самолет МБР-2. Оперативный дежурный штаба Новороссийской военно-морской базы».

Оказывается, оперативный дежурный уже знал, что нас бомбили свои.

Я ответил по семафору так:

«Оперативному дежурному штаба Новороссийской военно-морской базы. Все благополучно. Прошел боновое заграждение. — И с нескрываемым возмущением добавил: — МБР-2 бомбил плохо! Командир «С-31».

Как видите, не обходилось и без серьезных промахов.

Когда мы вошли в Новороссийск, на одном из причалов нас встречал капитан 1-го ранга Андрей Васильевич Крестовский. Лицо его было встревожено, он явно был озадачен нелепой бомбардировкой.

Заслушав наш доклад о результатах первого похода, он полностью согласился с нашими замечаниями по изменению «ассортимента» малогабаритных грузов, но, так как вагоны были уже поданы, наши замечания, сказал он, будут учтены в следующий раз.

— Иди отдохни… — заботливо подтолкнул меня в плечо Андрей Васильевич, видя мое утомленное лицо.

И тут я почувствовал, что засыпаю, как говорится, на ходу. В течение всего похода я почти не спал. Глаза слипались сами собой. Ничего больше не осталось — только страшное желание спать. Я кое-как добрался до каюты, ткнулся лицом в подушку и моментально заснул крепким «праведным» сном. Сколько я спал, трудно сказать. Разбудил меня чей-то громкий разговор. В центральном посту слышались приказания дежурного по кораблю мичмана Карпова. Дверь в каюту открылась, и на пороге появилась подтянутая фигура вахтенного матроса Соколова. Он негромко произнес:

— Товарищ командир, на подводную лодку прибыл командир базы контр-адмирал Холостяков.

Я быстро вскочил и поднялся на мостик, где увидел Георгия Никитича Холостякова.