При всем либерализме доминирующего здесь протестантизма, при немалом числе мигрантов, общество в Дании сохранило здоровую основу. Семьи в основном остаются крепкими и мононациональными, города – по-европейски ухоженными. Даже Христиания – историческая колония хиппи, наркоманов и вольных художников в центре Копенгагена – существует вполне себе, что называется, в рамочках. Остальной же город по-северному церемонен и логичен, как и вся страна.
Протестантское сообщество страны активно участвует в разных международных организациях и собраниях, но остается довольно сдержанным и самодостаточным. Везде старается продвинуть память о единственной крупной фигуре датской религиозной мысли – Сёрене Кьеркегоре. Для православного человека довольно любопытно вести диалоги вокруг этой искусственно приподнимаемой датчанами фигуры – на фоне великого многообразия святоотеческой мысли многих веков, да и западных идей, «католических» или протестантских.
Швеция
Здешние протестанты стали таковыми безо всякого настоящего протеста – волей короля, который в XVI веке решил отделиться от «Католической церкви» по вполне политическим причинам. В 90-е годы я еще застал времена, когда шведские лютеране были весьма чопорны, старались сохранить строгость нравов и благородный лик учености. Это проявлялось буквально во всем – и в манерах, и в почтении к книгам либо документам, и в убранстве храмов. Тщательно поддерживалась и преемственность рукоположений, которая сохранялась с «католических» времен (к примеру, у лютеран немецких или финских она была нарушена в момент принятия протестантизма). Впрочем, уже и в тот период культ «сексуальной свободы», активно насаждавшийся в стране, психологически давил на религиозные общины – и те потихоньку уступали «стокгольмскому синдрому».
Несколько волн радикальных реформ сделали свое дело. Сейчас «Церковь Швеции» возглавляет замужняя дама, а вот «епископша» Стокгольма – открытая лесбиянка. Пасторы или пасторши вполне могут жить с кем угодно – модель «шведской семьи» восторжествовала. Общины практически обязаны «венчать» так называемые однополые браки – а пасторов-«диссидентов» собираются принуждать это делать. В 2017 году премьер-министр Швеции Стефан попросту заявил: «Ни один пастор Шведской церкви не имеет права отказаться от проведения бракосочетания однополых пар». В храмовых зданиях древняя строгая архитектура соседствует с попсовой мишурой, плакатами, «ярмарками», поделками инвалидов или мигрантов.
Естественно, эти здания пустеют или превращаются в локальные клубы по интересам – почти уже безо всякой христианской составляющей. И на смену лютеранству приходит ислам – через города-порты вроде Гетеборга и Мальмё, через Стокгольм он наступает на все места, где можно безбедно жить на пособия, ничего не делая. Семь с половиной миллионов шведов и пятьсот тысяч финнов имеют все шансы раствориться в этом потоке уже через три-четыре поколения.
От былой строгости осталась привычка к утрированной, показной скромности и «социальному» стукачеству. В шведских домах не принято закрывать занавески – тот, кто это делает, оказывается под подозрением. В самом деле, что скрывать благонамеренному человеку? Рассказывали, как небедные наши соотечественники, которые привезли в подарок русско-шведской семье новый телевизор, получили совет привезти его ночью, а коробку забрать с собой и выкинуть где-то далеко – дорогая покупка была той семье «не по рангу» и могла вызвать кучу доносов в налоговые органы.
Пожалуй, патриархальный шведский рай сохраняется только на заснеженных хуторах какой-нибудь Северной Даларны. Там, при высоком уровне комфорта и при прекрасных дорогах, можно жить почти в полном уединении – а мигранты туда пока если и добираются, то в дозах гомеопатических, когда одну-две их семьи готовы трудоустроить местные жители. Причем возьмут скорее украинцев или поляков, нежели арабов.
Норвегия
В отличие от шведов, обладавших когда-то огромной территорией, но уже о ней забывших и подуспокоившихся, норвежцы остаются в душе викингами-завоевателями, хотя сегодня они ходят больше по дипломатическим морям – и по пропагандистским. В этот «свисток» уходит немалая энергия местного лютеранского руководства – так же как и немалые его деньги, капающие из нефтяных доходов страны. Сначала норвежцы небезуспешно пытались взять под контроль старейшую межрелигиозную организацию с центром в Нью-Йорке – «Всемирную конференцию религий за мир». Потом перехватили у нас инициативу создания «Европейского совета религиозных лидеров» – и наполнили его занудной либеральной говорильней. Долго бились за то, чтобы поставить своего генсека в ВСЦ. Помню, подходит один норвежец – заклятый мой оппонент, с которым мы много спорили о разнице между либерализмом и христианством, – да так просто и говорит:
– А что бы тебе нас не поддержать?