Бог, которого не было. Белая книга

Мои друзья всегда идут по жизни маршем, пел когда-то Виктор Цой. Мы маршем поднялись с Джимом на гору Сион. Пивных ларьков там не было, ну а остановки только у пивных ларьков — вот мы и не останавливались. Ни место Тайной вечери, ни могила царя Давида Моррисона не заинтересовали. «Каждый взобравшийся на гору Сион автоматически становится сионистом», — послышался голос экскурсовода. Толпа туристов рассмеялась, а Моррисон почему-то смутился. Даже покраснел и подобрал окурок, который только что бросил прямо на гору Сион. А потом заржал и бросил его обратно. Но факт есть факт. Джеймс Дуглас Моррисон был сионистом. Недолго — секунды три, — но был.

Дальше пришлось идти через Геенну Огненную. Ну, Джиму не впервой было. Овраг как овраг. Хотя спуск крутой. Да и вообще: справа бассейн Султана — там и Коэн, и роллинги выступали, а слева — Иуда повесился. Хотя в «Суперзвезде» совершенно другое место снимали. Но если голгоф может быть семь, то уж осин и подавно. А еще идолопоклонников в Геенне полно было. Точнее, идолопоклонниц. Стайка девочек, визжа, облепила Моррисона, одна из чувих вплела фенечку в его бороду, а тут еще девки узнали, что будут песни Цоя, — в общем, дальше мы шли целой толпой из мини-юбок, коленок и блестящих от возбуждения глаз, подведенных охрой. Ну хорошо, не охрой — тушью Елены Рубинштейн. И все эти голые коленки то забегали вперед, то отставали; еле прикрытые груди норовили прижаться к Джиму, глазки и губы звали и обещали — в общем, в какой-то момент Джима это заколебало. Он широким шагом направился мимо старой железнодорожной станции к памятнику «Хамехонит амехуса» — «Автомобиль, накрытый тряпочкой» в простонародье. Сдернул каменную тряпочку, которая — надо отдать ей должное — выглядела как настоящая. Под тряпочкой была знаменитая Blue Lady Моррисона — спортивный Ford Mustang Shelby GT 500. Джим сел за руль, я отвоевал место рядом с ним, коленки, глазки и полуобнаженные груди набились на заднее сиденье, и мы поехали дальше. По пути заехали в парк-колокол. Хрен знает зачем. Наверное, потому, что не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе. Колокол, кстати, не звонил. Не умел. У него языка не было. Моррисон прочитал табличку, что это дар США по случаю какой-то там годовщины независимости Америки, усмехнулся и сказал, что, изобретя джаз и джинсы, США себя исчерпали. А потом отошел и позвонил в колокол. Кажется, той самой двенадцатиметровой штукой, что была у него в штанах. Девчонки визжали от восторга, а некоторые полуобнаженные груди потеряли приставку «полу». Потом мы приехали в иерусалимский Музей природы. Добрый дух и по совместительству директор музея Евгений, похожий на Паисия Пчельника, встретил нас на улице. Он угостил нас медом, показал и природу, и Музей природы. И то и другое — охрененные. И мед, естественно. А потом он отвел Джима на второй этаж, в зал пресмыкающихся. Там скелет Змея был. С ногой. Ну а если есть нога — значит, на ней Змей и ходил. Давно, еще до грехопадения и до того, как обиженный на Змея ты сказал: на брюхе своем будешь ходить. Ты — это Бог. В общем, это был тот самый Змей, который очень давно угостил Адама и Еву яблоком. Наверное, тот. Джим долго о чем-то молча разговаривал с этим, наверное, тем, Змеем, а потом сказал ему спасибо. Хорошо, что ты тогда дал Еве яблоко. И добавил: не знаю, что бы мы без тебя делали.

А потом Паисий, ну то есть Евгений, посмотрел на часы и молвил: иные грядут времена. И грянул концерт. Прямо под вековыми иерусалимскими соснами. И был Цой, и был рок, и сказал Джим Моррисон, что это хорошо.

«Если есть в кармане пачка сигарет»

Я, как и Цой, еще жив. Но у меня это ненадолго. Осталось три часа и пятьдесят минут. Говорят, главное — уйти вовремя. Джим Моррисон это умел.

— Ты выглядишь так несовременно рядом со мной, — пропел он девочке, смахивая ее со своих колен. С небес — на землю.

Мы вышли из Виллы Декана на улицу со странным названием Дор-дор-ведоршав. Оказывается, так называлась книжка, которую очень давно написал каббалист, который жил очень и очень давно в Иерусалиме.

— Городу две тысячи лет, — промурлыкал Джим.

— Вообще-то четыре тысячи, — обиделся Иерусалим.

— Из песни слов не выкинешь, — ответил Моррисон Иерусалиму и пошел по каббалистической Дор-дор-ведоршав к машине.

Рядом с Blue Lady Джима припарковался темно-синий «Москвич-2141» Цоя с разбитым бампером и погнутым номером Я6832ММ. Иерусалимский гаишник как раз засовывал штрафные квитанции под дворники за неправильную парковку. Сто шекелей Цою и сто — Моррисону. Впрочем, это еще можно оспорить в суде. Вышедший нас провожать Илья — тот самый двухметровый парень, который нас сюда зазвал и с которым мы пили весь вечер, — попытался объяснить полицейскому, что тот дебил, но Джим остановил его.

— Люди, создающие правила, тоже полезны, — на полном серьезе сказал Моррисон. — Так мы точнее знаем, что нарушать.

Джим достал из кармана ключи от «мустанга» и хотел подарить машину Илье.