Бог, которого не было. Белая книга

Женское контральто прокуренно говорит, что она разочаровалась во всех мужиках, а меццо-сопрано с русским акцентом — о разочаровании во всех диетах. Контральто заказывает борщ, сопрано — виски.

«Все дозволено в любви», — это прорывается сквозь евреев Стив, но его немедленно затыкают.

— Трахаться с тренером — это так пошло!

— Дорогая, в двадцать первом веке пошло не трахаться! Все остальное очень даже элегантно.

Стив обиженно замолкает, и только фортепьяно продолжает одну из величайших мелодий века. Века, правда, двадцатого — может, поэтому ее не слушают.

— Я в Китае пробовал рисовое вино, которое настаивают на пенисах тюленей, оленей и кантонских собак…

— Все люди сделаны из говна. Одни из хорошего, другие — из плохого.

— Готовы заказать? — это уже мне. Официантка. Пришлось открыть глаза.

— Извините, как называется это вино? — оборачиваюсь я к соседнему столику.

— ? — Седой там, где не лысый, еврей не понимает ни меня, ни Стива Уандера.

— Ну, китайское. На хуях.

— …Tezhi Sanbian Jiu…

— Вот его. Бутылку.

— У нас такого нет.

— Тогда — ничего.

Официантка, опешив, уходит. Спутница лысо-седого заинтересованно смотрит на меня коленками. Коленки — самое сильное оружие женщины. Это даже не грудь. Это вторая пара глаз. Иосиф Бродский знал все о женских коленках. Ну потому что только человек, который знает все о женских коленках, может написать: «Зачем вся дева, раз есть колено». А еще этот человек должен поэтом быть. Великим. А женщине, ну, кроме наличия коленок, надо еще многое уметь: как их держать, как их парно двигать и как их непарно двигать, — там много всего. Спутница лысо-седого — умеет.

Стиви Уандер подбадривает меня: «Даже если все будет потеряно, я продолжу игру».

— Верите ли вы в Бога? — голос над ухом отрывает меня от женских коленок.

Я поворачиваюсь — потрепанный свидетель Иеговы протягивает мне кипу своих потрепанных брошюр. Не знаю, что ему ответить, и сбегаю на улицу Бен-Йехуда. На улицу шириною в сон.

— Бог есть любовь. — Сектант смотрит мне вслед глазами человека, которого никто никогда не любил…

«Любовь — безумная игра», — в унисон с ним поет Стиви Уандер. Слепой, который видит то, что не видят зрячие.

Никто никогда не знает, откуда приходит горе

— так называлось кафе, где пел Стиви Уандер. «Место» — так в переводе называлось кафе, куда я зашел, услышав Стиви Уандера. «Место». Место по имени место. Место на улице Бен-Йехуда. Если идти от площади Циона, то до места — триста девяносто пять шагов. Если от Кинг Джордж — пятьсот сорок пять. Никто никогда не знает, откуда приходит горе. Это еще один очень древний грек сказал. Ну, да и Стиви об этом же: никто не может видеть своего будущего.

Я шел в сторону площади, но не успел пройти и тридцати шагов, как прогремел взрыв, и места не стало. Не стало девочки, трахавшейся со своим тренером, и мальчика, не вовремя признавшегося в любви другой девочке. Ее тоже не стало. Погиб лысо-седой человек, пробовавший экзотическое вино в Китае, и официантка, никогда не слышавшая об этом пойле. Ты не пожалел ни женщину, разговаривавшую со мной коленками; ни мужчину, уверявшего, что все люди сделаны из говна. У тебя, правда, чуть по-другому: прах ты и в прах возвратишься, — но иди и сам объясни убитым разницу.

Никто никогда не знает, откуда приходит горе. Горе прошло по улице Бен-Йехуда. Пятьсот сорок пять шагов, если оно шло от улицы Кинг Джордж, или триста девяносто пять, если оно шло со стороны площади. Горе зашло в «Место», заказало колы и взорвало себя. Себя и всех остальных, кто был в «Месте». Никто никогда не знает, что людям готовят боги. Если бы люди знали, что ты приготовил им смерть, — они бы, конечно, не пришли в «Место». Но они не знали. И они пришли. Кто со стороны площади (пятьсот сорок пять шагов), кто со стороны Кинг Джордж (триста девяносто пять). И ты убил их.

Стива Уандера ты не убил, но испугал. Пластинка заела, и Стив сквозь слезы повторял, что никто не может видеть своего будущего. Люди, ставшие прахом, подтверждали правоту певца. Слава богу, что Уандер слепой и не видел, насколько он прав. Я видел. Я стоял и не мог пошевелиться. Слава богу, приехали полицейские и выключили непонятно почему уцелевший проигрыватель, избавив Стива от заикания, а меня от сумасшествия. Но больше ничего они сделать не смогли — ты убил всех. Никто никогда не знает, что людям готовят боги. Я знаю: через три часа и сорок шесть минут ты убьешь меня. Ты — это Бог. А еще я знаю, почему ты не убил меня тогда — вместе со всеми. Чтобы убить сейчас. Ну, не сейчас, а через три часа и сорок пять с половиной минут.

Тебе нужна доза

На следующий день я снова пришел на место. На место по имени «Место». Не знаю зачем. Может, ты знаешь? Ну если ты, конечно, есть.