Бог, которого не было. Белая книга

— Трансгендеров? Это что еще за хрень?

— Ну это когда мальчик девочкой становится. И наоборот.

— Так это же против всех божеских законов?!

— Ну вот поэтому ты этих самых трангендеров придумаешь, а не я.

Ну и дальше пошли на щелбаны спорить. Или на выпивку. Это как в теории кварков. Авраам, ну, который сумасшедший профессор Гарварда, после того как он выкинул из головы совершенно сумасшедшую идею не пить, мы с ним не только пили частенько, но и подружились. Так вот, профессор Гарварда Авраам рассказал мне, попивая водку из футляра для пенсне, что эту самую теорию кварков придумал Макс Планк. Придумать-то он ее придумал, но она была настолько неправдоподобной, что он сам в нее не верил. А Эйнштейн, хотя ее не придумывал, — верил. И потратил несколько лет, чтобы убедить Планка, что его теория верна. При этом саму теорию кварков в мире понимают только три человека: Планк, Эйнштейн и Авраам. Я лично понял только одно: кварки — это какая-то странная штука. Типа тебя. Кварки нельзя увидеть, но в кварки можно верить. А можно не верить. И еще само существование этих кварков как-то зависит от того, верим мы в них или нет. Я же говорю, странная штука какая-то. Вроде тебя.

Пока Авраам мне все это рассказывал, богомол Рома продолжал фальшиво убеждать мир, что All you need is love. Авраам сокрушенно покачал головой и пожаловался мне на этого богомола: то соль-мажор, то ля-мажор — вместо ми-минор. А Роме сказал: убейся ап стену. Ну, в смысле: переходи в параллельный минор в припеве. А потом и вовсе отобрал у него гитару. Бережно перелил содержимое футляра для пенсне себе в рот и запел:

Я рассказал бы тебе все, что знаю,
Только об этом нельзя говорить…

Не знал, что в Гарварде любят сплинов. А этот сумасшедший профессор продолжал:

Бог устал нас любить.
Бог просто устал нас любить…[2]

Тоже неплохая версия, между прочим. В общем, то ли тебе скучно, то ли ты устал нас любить. Прям как мои убийцы. Они тоже сначала любили меня, а потом перестали. Устали, видимо.

Эпидемия бога

В мире, где Бог устал нас любить, писем становилось все больше и больше. Это как в голливудских ужастиках про эпидемии. Кто-то заражается какой-то хтонью, а от него уже заражается весь мир. Называется «нулевой пациент». Алекс и был таким нулевым пациентом. От него все и заразились: Бог есть, и он отвечает на письма. Больных с синдромом Алекса становилось все больше и больше. Эпидемия разрасталась. И эти больные заражали меня — своими просьбами, бедами, а больше всего — своей верой в меня. Ну, в тебя вроде бы, но заражали они меня. Хтонь проникала в кровь и разрушала меня изнутри. Но и мир она тоже разрушала — число заразившихся Богом росло с каждым днем.

В Голливуде в самый критический момент из какой-то задницы мира появляется Брюс Уиллис. С похмела. И спасает мир. Но это в Голливуде. В жизни все немного не так.

И это — моя последняя брюсуиллисовская попытка. Пусть не спасти мир, то хотя бы рассказать всю правду. Дослушайте до конца эту запись. Это не спам. Это — исповедь. Я расскажу вам о Боге, которого не было.

My way

В разгар этой эпидемии мне исполнилось двадцать четыре года. Мне исполнилось двадцать четыре, бар был все еще закрыт, а денег по-прежнему не было. Не было и Даши. Вообще ничего не было. Очень хотелось завыть и броситься с крыши. Выть было нельзя — моя верующая в тебя соседка сверху могла вызвать полицию, а вот сброситься с крыши и посмотреть, как это чертова верующая в тебя соседка будет вызывать полицию, — это казалось мне в тот момент неплохой идеей. К тому же я непрерывно слушал My Way — прощание великого Германа Брода, которую он записал перед смертью. Эту вещь пели все, начиная с Фрэнка Синатры и заканчивая Иосифом Кобзоном. Сид Вишес, Нина Хаген, Дэвид Боуи — у каждого своя версия, но все они стояли просто на сцене, а Герман — на крыше амстердамского «Хилтона», с которой он и бросился вниз. Если бы у меня были деньги или хотя бы работал бар «Рéга» — я бы пил и слушал My Way Германа Брода. А так — я просто слушал My Way Германа Брода.

Ты наверняка много раз слышал эту песню. Ты — это Бог. И наверняка много раз хотел прыгнуть вниз с какого-то облака. Интересно, конечно, почему ты не спрыгнул?