Бог Света

Он щелкнул переключателем, и юноша услышал свой собственный записанный голос — так он говорил, описывая свой сон. Образы тут же сместились, и Морвин почувствовал, как в спящем мозгу появилось ощущение правильности происходящего, ощущение исполненного желания.

Он нажал нужную кнопку, и форсунки зашипели, тут же щелкнул другим переключателем, и связь его мозга с мозгом сына клиента прервалась.

Затем, соединив в едином усилии свою абсолютную зрительную память и телекинетические способности, которые только он один из всех мог использовать таким образом, Морвин спроецировал свой мозг на родящиеся внутри хрустального шара частички, швырнул внутрь него ключевое мгновение сна, выхваченное из мозга того, кому он снился, его форму и цвет — сна, все еще пронизанного мальчишеской восторженностью и удивлением, — и там, внутри шара, чуть не раздавив другую кнопку, он заморозил сон навеки. Еще одна кнопка — и форсунки вышли из шара. Еще одна — и шар наглухо запечатался. Никто не сможет проникнуть внутрь него, не уничтожив самого сна. Еще один выключатель — и смолк записанный голос. Как всегда, Морвин обнаружил, что его бьет дрожь.

Он сделал ЭТО еще раз!

Морвин включил воздушную подушку, убрал из-под шара подпорки, и тот поплыл. Он убрал черный фоновый занавес и включил скрытое освещение, приспособив его так, чтобы свет равномерно падал на шар со всех сторон.

Взору его предстала несколько пугающая картина: нечто похожее на человека по-змеиному обвилось вокруг оранжевых скал, которые и сами были частью этого нечто; и глядело оно на самого себя, на то место, где соединялось с камнем; наверху небо частично скрывалось за вскинутой рукой; радужная дорога вела от скалы к звезде; рука мокра от влаги, похожей на слезы; голубоватые формы парили внизу.

Джон Морвин внимательно изучил застывшую картину. Он увидел ее телепатически, изваял телекинетически, сохранил механически. Он не знал, какую юношескую фантазию представляла собой картина, его это не заботило ни в малейшей степени. Она существует, и этого достаточно. Психическое истощение, душевный подъем, удовольствие, которое он чувствовал, рассматривая свое творение, — этого было достаточно, чтобы сказать, что акт созидания удался.

Иногда его мучили сомнения — является ли в действительности искусством воплощение фантазий других людей? Действительно ли он владел уникальной комбинацией таланта и необходимого оборудования, чтобы материализовать сон клиента? Верно и то, что получал он за свою работу сногсшибательные гонорары, но ему нравилось думать о себе, как о художнике. Если уж не мот, то — Художник! Художник, решил он, обладает столь же развитым сомнением и эксцентричностью, как и мот, но к этим качествам у него добавляется способность чувствовать и сопереживать, и поэтому он не может относиться к людям с безразличием. Но если он не настоящий художник…

Морвин снял корзину, потряс головой, прочищая ее, и яростно почесал правый висок.

Ему приходилось делать сексуальные фантазии, сонные мирные ландшафты, кошмары для сумасшедших королей, галлюцинации для психоаналитиков. Никто не отзывался о его работе иначе, как с горячей похвалой. Портрет — надежное искусство. Но Морвин часто задумывался о том, что получится, если он соберется запечатлеть свои собственные сны.

Поднявшись, он выключил и снял все датчики с тела юноши по имени Абс. Потом взял со стола трубку со старой эмблемой, выгравированной на его чашке, погладил ее пальцами, набил, зажег.

Включив сервомеханизмы, медленно повернувшие кушетку со спящим на ней юношей в наклонное положение, Морвин уселся рядом. Все готово. Он улыбался сквозь дым и прислушивался к чужому дыханию.

Умение подать товар… Он снова превратился в бизнесмена, в продавца, расхваливающего выставленное на витрине. Первое, что увидит проснувшийся Абс, — эффектно расположенный объект. Голос Морвина, сзади, разрушит очарование каким-нибудь обыденным замечанием, и магия — сломанная — спрячется в глубинах подсознания зрителя. Следует надеяться, что это повысит привлекательность объекта.

Шевеление руки. Покашливание. Начатый жест, который так и не кончился…

Морвин ждал примерно шесть секунд, потом спросил:

— Нравится?

Юноша ответил не сразу, но когда все-таки ответил, слова его были словами маленького мальчика, а не того разочарованного в жизни юнца, каким он заявился в студию. Пропали куда-то едва скрываемое презрение, поддельная усталость, гнетущая покорность родителю, который решил, что хрустальный шар будет идеальным подарком ко дню рождения сына, которому вроде бы как и желать уже нечего.

— Вот это да! — сказал он.

— Следует ли понимать эти слова так, что вы довольны?

— Боже! — Юноша встал и подошел к шару. Он вытянул руку, но так и не прикоснулся к его хрустальной поверхности.

— Доволен ли я? Да это просто шедевр!

Он вздрогнул и некоторое время стоял молча. Когда он повернулся, по лицу уже блуждала прежняя ухмылка. Морвин улыбнулся ему в ответ левым уголком рта. Мальчишка ушел в прошлое.