Бог тебе судья

Я попросил Викулю сделать кофе, что было встречено неодобрительно. Несмотря на то что я помощник Рождественского, Викуля тешила себя иллюзией равноправия. Это было в корне не так, но я никогда не задавался целью сделать это очевидным. Сегодня же мне было не до сантиментов, поэтому я просто сказал, что мне нужно, и добавил: «Спасибо». Вика обиделась, это было видно невооруженным глазом. Ну еще бы, она чуть ли не в первый раз готовит для меня кофе, если не считать встреч с клиентами, на которые офис работает как полагается. Если бы она не слышала Рождественского, то наверняка бы велела мне самому сварить кофе, но босс сказал, ничего не попишешь.

— Новостей сразу несколько, — начал Сергей Юрьевич. — Найден способ устранить Валю, и они сделали это быстро. С сегодняшнего дня она — первый помощник прокурора, государственный обвинитель. Повышение серьезное, такие вещи в одно утро не делаются. Дело резонансное, прокурор хочет смертной казни, но ему нет дела до нашего подзащитного. У него в руках есть все, чтобы обвинить Роберта Смирнова, и ему плевать на несостыковки, которые мы нашли. Это новость номер раз.

Викуля принесла кофе и демонстративно поставила мою чашку дальше, чем следовало бы. Ладно, Викуля, прости меня, я приду в себя, и мы поговорим об этом. Мне совершенно не нужно ничего такого, я хочу, чтобы все было по-прежнему: каждый на своем месте, без выпендрежа.

— Новость номер два: Смирнов ночью пытался покончить жизнь самоубийством. Я не знаю, что на него нашло, никто ему ничего не сообщал. Но у психов свои каналы связи, видимо, он каким-то боком пронюхал, что дело плохо, решил слинять. Ему не дали. Он в больнице.

— Подождите, — остановил я Рождественского, потому что понимать было сложнее, чем слушать. — Значит, с него не снимают никаких обвинений?

— Нет, ему добавляют, — подтвердил Рождественский и снова посмотрел внимательно на меня. — Что с тобой? Все в порядке?

— Не совсем, но я справлюсь, — ответил я. — Какой у нас план действий?

— Во-первых, нам снова нужно поговорить с Робертом, понять, что случилось. Во-вторых, нужно срочно сделать выписку из уголовного дела, я подозреваю, что в ближайшее время дело передадут в суд.

— А ознакомление? У нас есть минимум пять дней с момента окончания следствия! И идентификация трупов, это тоже долгий процесс…

По закону, прежде чем дело передают в суд, с ним знакомятся сначала потерпевший и все гражданские истцы по делу, потом обвиняемый, а далее составляется обвинительное заключение, которое подписывает прокурор, и только тогда дело передают в суд. Пренебречь этими правилами нельзя.

— Я думаю, что новый следователь, кем бы он ни был, уведомит нас об окончании следственных действий и предложит изложить линию защиты, принести доказательства. И все — в самое ближайшее время. Даже несмотря на то что судебно-медицинскую экспертизу проводят одновременно в разных бюро.

Вот это поворот! Такая спешка в уголовном деле просто неприемлема! Мы ведь должны тщательно перебрать все доказательства, составить линию защиты, принести доказательства, заявить ходатайства…

— Но ведь у нас реально нет времени! Вы должны заявить ходатайство о продлении срока предварительного расследования, нам нужно проработать обвинение. Я начал, но там много материалов, много заключений, показаний… Всего не усмотреть за пару дней!

— Я тебя понимаю, но и ты пойми: на нас надавят. Да, не смотри так, и на меня тоже. Мы должны все успеть.

— Но как?!

— Каком кверху. Если у тебя есть обстоятельства, по которым ты не можешь сейчас вплотную, не глядя на часы, заняться этим делом, скажи сейчас.

Хороший вопрос. Моя жена в больнице с инфарктом и в состоянии острого психоза (не знаю, как называется буйный период в шизофрении), моя квартира почти полностью разрушена, я поселился в отеле, я не высыпаюсь уже три месяца, а сегодня у меня была Варфоломеевская ночь. В идеале сейчас мне нужно сказать, что я не могу работать и мне нужен отпуск по семейным обстоятельствам — наверное, именно подобные обстоятельства законодатель и понимал под «семейными». После этого нужно отправиться домой, убраться в квартире, купить минимально необходимые вещи и ехать в больницу, к жене. Я ей нужен.

Но, прости меня господи, я не хочу.

Я хочу сесть в свое кресло, открыть эти тома с материалами дела и работать.

— Нет, Сергей Юрьевич, таких обстоятельств нет, — сказал я и допил кофе одним глотком. Кофе оказался горячим для такого трюка, глотку обожгло, на глазах выступили слезы, и я закашлялся. Сергей Юрьевич молча наблюдал за этим процессом, а когда я закончил, сказал:

— Отлично. Тогда вперед.

Интересно, подумал я, в какой момент я начну себя ненавидеть за то, что при имеющейся возможности не бросил все и не поехал к больной жене? Наверняка, если бы Сергей Юрьевич узнал о моей жизненной ситуации, он бы меня осудил. Мне бы этого не хотелось.

* * *