Я стал звонить врачу. Врач трубку не брал, он предупреждал нас, что поздно вечером может быть недоступен, и в острых случаях рекомендовал обратиться в «Скорую помощь». Я долго вызывал «Скорую», но не мог внятно объяснить диспетчеру причины, по которым требуется медицинская помощь. Да, моя жена разрушила всю мебель и вообще все, что можно разрушить в квартире, но сейчас ведь она спокойна. Не буянит. Опасности не представляет. Какие медицинские показатели к госпитализации? Никаких.
Жанна мерзла. Я отряхнул плед от осколков стекла и укрыл ее. Ничего сухого из одежды найти не смог. Усадил Жанну на матрас, где не было торчащих пружин, и долго успокаивал, гладя по голове.
Когда наконец приехала «Скорая», то повод для госпитализации также не был найден. Оставлять Жанну одну в такой ситуации было крайне опасно, а мне утром нужно было на работу. Кроме того, врачи сказали, что у нее сильный шок, видимо, она чего-то сильно испугалась, от чего у нее резко подскочило давление, и до сих пор наблюдается учащенное сердцебиение. Но все это не повод забирать Жанну в больницу.
Инфаркт случился в половине второго ночи, при врачах. Жанна сказала, что у нее сильно давит в груди, начала метаться по матрасу, пытаясь найти позу, в которой будет не больно, но не могла. Ее движения становились все более медленными, она была словно забитый до смерти зверек, который пытается уползти от опасности куда-нибудь, чтобы спасти свою жизнь. Но силы были на исходе.
Врачей было двое, и отреагировали они быстро, из чемоданчика появились аппарат для ЭКГ, ампулы, шприцы. Врач быстро снял показания, сказал: «Инфаркт». Жанну, практически без сознания, усадили полулежа, согнув колени. Медбрат что-то вколол ей в вену.
— Позвони Руслану, пусть поднимется, — велел доктор медбрату. — А вы соберите вещи в больницу.
— Мне нечего собрать, все мокрое.
— Придумайте что-нибудь. Мы не можем забрать ее голой.
— Хорошо, я что-нибудь сейчас придумаю…
Я заметался по квартире, поднимая вещи, усыпанные осколками зеркала, проверяя их на пригодность. Ни одной сухой тряпки! Жанна вынула из шкафа все и все залила водой.
Сухие вещи я нашел в стиральной машине, к которой Жанна почему-то не притронулась. Там я нашел нижнее белье, джинсы и худи. Я одел Жанну, стараясь не думать, что в этих трусиках она провела последнюю неделю и ничто не могло заставить ее переодеться. И вот она в них снова.
На носилках мы спустили Жанну в машину «Скорой помощи». С мигалками помчались в больницу. Ее медицинскую карту я не нашел, но Жанну приняли вообще без всего, в состоянии острого инфаркта миокарда.
Врач сказал, что завтра я смогу ее навестить. И что ее обязательно посетит психиатр. Он сказал, что сегодня меня к ней не пустят и что я могу отправляться домой.
Я поехал домой.
Первым делом устранил все, что было связано с водой. Мокрые вещи свалил в ванную. Ковры пропитались влагой, но луж не было. Ковры я тоже закинул в ванную. Больше сил у меня ни на что не хватило. Но и оставаться в квартире я тоже не мог.
Я достал телефон, зашел на сайт бронирования отелей и нашел ближайший, недорогой. По дороге в отель собрался с силами и позвонил родителям Жанны, все им рассказал. Они сорвались среди ночи и поехали в больницу, и я уверен, что увижу их там еще не раз.
Следующий звонок я сделал только потому, что со студенческих времен научился звонить матери неосознанно. Когда понимание, что позвонить нужно — есть, но нет ни сил, ни желания выслушивать все то, что мама может мне высказать. Поэтому я просто набираю ее номер и говорю в трубку все, что должен сказать, а потом просто отключаю мозг.
— Я всегда говорила тебе, что ты выбрал себе в жены не ту женщину, — сразу сказала мама. — И вот теперь мы получили это. С чем это связано? Каковы причины, дорогой мой? Ты знаешь, я скажу страшную вещь сейчас, но, видимо, Бог сберег вас, когда у Жанны случился выкидыш, иначе это ужасное заболевание досталось бы ребенку. Мы не можем на это пойти, сынок, не можем.
— Пока, мам, спокойной ночи, — проговорил я и отключил телефон.
Злости уже не было. О том, что Бог нас сберег, мама говорила при каждом удобном случае. Я не знаю, зачем она это делает, но даже столько лет спустя она не дает нам ни единого шанса забыть, что мы потеряли ребенка. Я не знаю, как она может, ведь она же женщина, для нее это должно быть понятно… Что мы пытаемся жить дальше. Неужели она думает, что мы сможем когда-нибудь об этом забыть, и поэтому постоянно напоминает? Зачем в нашем с ней разговоре обязательно должен появиться мой нерожденный ребенок? В качестве наказания?