Бог тебе судья

И я твердо решила, что на предложение священника соглашусь. А если это действительно то, что мне нужно? Вдруг все получится, и я останусь такой, какой бываю по утрам, навсегда? Вдруг все получится, и утренняя ремиссия продлится? Ведь утром я словно обычная, а ближе к полудню выживаю из ума.

А если и в самом деле получится, и я смогу вернуть Витю? Он любит меня, просто не может видеть такой. И я его не виню, я сама бы себя не видела, если бы могла.

Чем в конце концов я рискую?

И я согласилась, хуже все равно не будет.

Витя

Дмитрий Валерьевич Мечинский смотрел на меня в упор и со злостью.

— Я прошу вас не прикрываться адвокатской тайной, — процедил он. — Вы никогда не были адвокатом подсудимой. Юридически вы не адвокат. Вы всегда были лишь другом, товарищем, любовником, кем угодно, но не адвокатом Кристины Слайэрс. Верно?

— Да, все верно, в той части, в которой я не адвокат. А остальное — не ваше дело.

— И тогда почему вы не отвечаете на вопрос? Разве есть обстоятельства, которые позволяют вам не отвечать под присягой? Кристина Слайэрс является вашей супругой? Вашим близким родственником? Или вы не хотите свидетельствовать против себя?

— Нет, таких обстоятельств нет. Но я знаю, насколько поверхностно проведено расследование, — ответил я. — И мои слова могут восприняться неправильно.

— Протестую: домыслы! — встряла прокурор.

— Поддерживаю, — подала голос судья, до этого сорок минут спокойно спавшая. Я был вне себя от злости, Мечинский опускал меня головой в унитаз, а ей хоть бы что. И сейчас, когда задели священную корову — работу следователя Романова, — видите ли, она решила вступиться за его честь и достоинство.

— Отвечайте на вопрос. Я повторю еще раз: когда вам стало известно, что подсудимая является бенефициарным владельцем фонда, за счет средств которого финансировалась жизнедеятельность общины?

— Месяц назад. За день до взрыва в деревне.

— Как вам это стало известно?

— Кристина попросила меня забрать Лилиан и документы.

— Чем она мотивировала свою просьбу?

— Я не знаю, вам виднее. Ведь это вы передали мне ее просьбу.

— Я не могу давать показания, я ее адвокат. Скажите то, что вам известно.

— Я уже сказал, разве нет? Вы передали мне просьбу Кристины — забрать Лилиан и документы.

— Почему? Я вам не говорил?

— Вы сказали, что там опасно, что Лилиан важна и ее нужно оттуда забрать, потому что неизвестно, кто остался в деревне. Я понял так, что Кристина не понимает, кто друг, а кто враг, и не понимает, кто остался в деревне. Еще раз повторю: так понял только я! Я мог понять неправильно!

Присяжные зашептались. Я в отчаянии посмотрел на них. Они услышали то, что так хотел сказать адвокат Мечинский: да, Кристина виновата в том, что не предусмотрела то, что должна была. Но она не организовывала убийства. Я был против, я не хотел, чтобы это было произнесено, потому что неизвестно, к чему это все может привести. Мечинский удовлетворенно кивнул и сел на свое место. Слово взяла прокурор. Вопреки расхожему мнению, она не собиралась вставать со своего места и красиво говорить. Она даже голову не всегда поднимала от своих бумаг.

— Скажите суду, какие отношения у вас были с Кристиной Слайэрс до того, как ее арестовали?

— Дружеские.

— Дружеские отношения подразумевают секс?

— Нет.

— Тогда прошу вас более корректно описать ваши отношения с Кристиной Слайэрс.

— Еще раз повторю: дружеские.

— Прошу у суда разрешения огласить письмо, написанное констеблем Николаем Кантелем накануне гибели, адресованное Кристине Слайэрс.

Судья разрешила, прокурор продолжила:

— Фрагмент, цитирую: «Я знаю, что ты спишь с этим адвокатом из Москвы, и тебе с ним намного лучше, чем со мной. Ну конечно, кто есть я и кто он? Ты — хирург, он — адвокат. Я лишь тупой буйвол, который выполняет твои приказы и следит за порядком, чтобы все друг друга здесь не попереубивали. Я как Герасим, и уволить жалко, и любить стыдно». Что скажете?

— Скажу, что это лишь мнение Николая. Видимо, он был влюблен в Кристину, и любые мужчины рядом с ней казались ему конкурентами. В моем случае он ошибся.

— Вы только что, во время допроса адвокатом подсудимой, подтвердили, что Кристина Слайэрс была нерадивым руководителем, но ее халатность никак не доказывает, что она убила двадцать три человека за несколько месяцев до взрыва. Я правильно все изложила?

— Нет, — ответил я резко. — Вы все изложили неправильно. Кристина не могла никого убить, уложить двадцать три человека — это не дело рук одной хрупкой девушки. Это была организованная группа, которая действовала в каких-то интересах, которые вы не смогли разоблачить. И вы решили сделать проще: сказали, что коль уж Кристина не смогла убить всех, то попросила меня забрать оттуда Лилиан и документы и все к чертям взорвать, чтобы добить оставшихся!