Мои показания в деле должны были подтвердить, что Кристина не имеет отношения к убийствам. Мечинский должен был остановиться на том, как я передаю слова Кристины об угрозах, и не двигаться дальше, где я забираю Лилиан и документы. Но мы спорили сутки до заседания, и адвокат, видимо, переговорив с Кристиной наедине, решил этот вопрос также раскрыть. По их мнению, мои слова должны подтвердить, что Кристина была плохим организатором, но она не собиралась никого убивать. Внутри общины образовалась вражеская группировка, и Кристина понятия не имела, кто есть кто. Если бы она была организатором убийства, она бы прекрасно знала, кто друг, кто враг (скорее всего, все бы были врагами), но она не знала этого, поэтому попросила увести Лилиан и забрать документы. Но прокуратура вывернула это таким образом, что Кристине просто нужно было снести все, чтобы не в чем было разобраться. И их теория выглядит правдоподобнее идеи Мечинского. Я это видел по настороженным взглядам присяжных.
— Позвольте я еще раз уточню: вы уверяете, что хорошо разбираетесь в людях и можете определить, кто человек хороший, а кто нет. И кто способен на преступление, а кто нет, — продолжала прокурор. — Но при этом вы сами совершили преступление. Я знаю, что уголовный кодекс не предусматривает наказания за оставление своей супруги в беде, но это нарушение клятвы, данной вами перед Богом. Для вас это, видимо, пустой звук. Если вы хотите знать, вашей бывшей жене еще хуже, чем до вашего развода. Ее состояние ухудшилось, она снова впала в кому… А, постойте, вы ведь и не знаете этого. Вы же решили, что после развода не имеете отношения к этой бедной женщине. Я вам расскажу. В очередной из приступов она упала с кровати, при этом она была зафиксирована. И кровать перевернулась вместе с ней. Она размозжила себе голову и получила травму. Она выходила из комы, у нее была ремиссия на несколько недель, и мне даже удалось с ней поговорить. Она все понимает и на вас не в обиде. Но несколько дней назад она снова впала в кому, и врачи говорят, что уже не выйдет, начался сильный отек мозга. Я хочу сказать, что такой человек, как вы, не имеет морального права давать заключений о других людях, если речь идет не о недостойных чертах характера, в которых вы, очевидно, специалист. Вы час рассказывали, как хорошо придумали Кристина и единомышленники, какие они молодцы… Вы пели оды ее характеру и добросердечности, но что вы об этом знаете? Ровным счетом ничего. Поэтому слова этого свидетеля прошу учитывать только как фактуру: подсудимая попросила его вывезти из деревни все самое ценное — Лилиан и документы, чтобы беспрепятственно взорвать ее, при этом понимая, что от взрыва погибнут как люди в бункере (ведь она думала, что они там есть), так и следственная группа, работавшая наверху. На этом у меня все.
— Если свидетелей больше нет, то после перерыва начнем исследование доказательств и приступим к прениям сторон. Суд объявляет перерыв до шестнадцати часов, — сказала судья и стукнула молотком.
Я вышел из зала и с остервенением содрал с себя галстук. Чертова удавка чуть не придушила меня. Меня окликнул Мечинский, пришлось остановиться.
— Все прошло не так плохо, верно? — спросил он.
— Все прошло ужасно, — ответил я. — Как я и предполагал, они вывернули все слова наизнанку. Присяжные теперь абсолютно уверены, что Кристина хотела взорвать чертову деревню.
— У них нет доказательств, Виктор, — пытался в который раз успокоить меня Мечинский.
— И что? Что вы под этими словами понимаете? Вы защищаетесь ими как крестом от вампиров. Дело уже в суде, отсюда люди не выходят оправданными, а если и выходят, то случается это раз в десять лет! Этот суд уже перевыполнил план по оправдательным приговорам, надеяться не на что.
— Вы слышали лишь часть показаний, — сказал Мечинский. — Вы не слышали всего. Все, кого мы вызывали, показывали только одно: Кристина не тот человек, который пошел бы на массовое убийство.
— У них есть доказательства, Дмитрий Валерьевич, — сказал я устало. — У них есть ее фонд, доступ к ее счету. На нем лежит огромная сумма денег, и поступления настолько завуалированны, что не вызывает сомнений: деньги загоняли через подставных лиц. Это взносы членов деревни и спонсоров, интересы которых обслуживала община. Они выстроили на этом обвинение, и это будет доказано. Люди собрались уходить вместе со своими взносами. Если люди уйдут, взносов больше не будет, но кроме того, люди начнут болтать, и все выплывет наружу, Кристину смогут обвинить в мошенничестве и создании секты и посадить. Вот вам мотив убийства всех тех людей. Уже никто и не помнит, что изначально подозревался сумасшедший Роберт Смирнов, который из органов и тканей этих несчастных людей писал картины, все забыли, потому что Смирнов всего лишь присоска к этому убийству. Чтобы обеспечить безотходное производство, чтобы сэкономить на жертвах.
— Не все так страшно…
— Все страшно, — ответил я. — И еще страшнее, что вы этого не понимаете.
Я не хотел больше говорить с ним, поэтому кивнул и ушел.