Когда Томас после душа вернулся в зал и увидел, что вытворяет Куэйлс, боксируя с тенью под охи и ахи зрителей, он покраснел до ушей.
Получив от Шульца конверт с пятьюдесятью долларами за два раунда, Томас быстро протиснулся сквозь толпу и вышел в палящую жару Лас-Вегаса. После прохлады оборудованного кондиционерами зала жара казалась искусственной и зловредной, словно какой-то маньяк-ученый поджаривал город, чтобы уничтожить его самым болезненным способом.
После тренировки Томасу страшно хотелось пить, и, пройдя по раскаленной улице, он вошел в какой-то большой отель. В вестибюле был прохладный полумрак. Дорогие проститутки прохаживались в ожидании клиентов, пожилые дамы стояли у игральных автоматов. Он прошел в бар мимо столов, за которыми играли в рулетку и кости. У всех в этом вонючем городе карманы набиты деньгами. У всех, кроме него. За прошлые две недели он просадил за игорным столом пятьсот долларов, почти все заработанные деньги.
Он чувствовал в кармане конверт с пятьюдесятью долларами Шульца и с трудом сдерживал желание сыграть в кости. Вместо этого он попросил у бармена пива. Вес у него сейчас был в норме, а Шульца рядом не было, значит, вопить никто не станет. Впрочем, Шульц на него плевал с тех пор, как появился Куэйлс, верный претендент на чемпионский титул.
Выпив еще пива, Томас встал и направился к выходу, но задержался посмотреть, как идет игра. Перед одним малым, похожим на провинциального гробовщика, высилась целая стопка фишек. Игра шла по-крупному. Томас вынул из кармана конверт с деньгами и купил фишек. Через десять минут от его денег осталось всего десять долларов, и у него хватило здравого смысла на этом остановиться.
Швейцар попросил одного из гостей подвезти Томаса до его отеля – таким образом он сэкономил деньги на такси. Отель у него был паршивенький, с несколькими игральными автоматами и всего одним столом для игры в кости. А Куэйлс жил в фешенебельном отеле «Сэндз», где останавливались все кинозвезды. Его жена целый день загорала у бассейна, но неизменно улучала полчасика, чтобы тайком заскочить к Томасу. У нее страстная натура, объясняла она Томасу, а Куэйлс спит отдельно, потому что он серьезный боксер и ему предстоит важный матч. Томас же больше не был серьезным боксером, и ему не предстояли важные матчи, так что он мог позволить себе все. Дамочка была горячей штучкой, и в иные дни с ней стоило повозиться.
В отеле его ждало письмо от Терезы, но он даже не стал его распечатывать. Он и так знал содержание – очередное требование денег. Тереза теперь работала и зарабатывала больше, чем он, но это ее не останавливало. Она устроилась в какой-то ночной клуб – работала там в гардеробе и продавала сигареты, виляя задом и демонстрируя ноги, оголенные до еще допустимого законом предела, и получала щедрые чаевые. Она заявила, что ей обрыдло сидеть с ребенком дома, когда муж все время в разъездах, и она желает сделать собственную карьеру. В ее представлении торговля сигаретами в ночном клубе была чем-то вроде шоу. Сына она сплавила своей сестре в Бронкс и, даже когда Томас бывал в Нью-Йорке, возвращалась домой в пять-шесть утра с сумочкой, набитой двадцатидолларовыми бумажками. Бог знает как она их зарабатывала. Но Томаса это уже не волновало.
Он поднялся к себе в номер и лег на кровать. Ему нужно было придумать, как на десять долларов дотянуть до следующей пятницы. Кожу на скулах саднило от недавних ударов Куэйлса. Кондиционер в комнате почти не работал, и от жаркого дыхания пустыни Томас обливался потом.
Он закрыл глаза и заснул тяжелым, нездоровым сном. Ему снилась Франция. Там прошло лучшее в его жизни время, и ему часто снилась та короткая пора на берегу Средиземного моря, хотя все это было почти пять лет назад и яркость воспоминаний начала стираться.
Он проснулся, все еще продолжая видеть свой сон, и, когда море и белые здания скрылись, перестали маячить перед его мысленным взором, тяжело вздохнул, поглядев на окружавшие его потрескавшиеся стены захудалой гостиницы в Лас-Вегасе.